Простого грубого мыла для замка требовалось очень много – им мылись воины и слуги, им стирали одежду и белье, мыли собак, кипятили посуду и половики. Такое мыло готовили в большом котле, выливали в деревянный лоток и резали ножом на большие куски. Душистого мыла готовили меньше. Среди лугов и болот водилось не так много трав с сильным ароматом. Вероника любила вересковое мыло, и мятное. Иногда варили горькое мыло – с полынью, дегтем, или пижмой. Его раскладывали в шкафах, чтобы защитить шерстяные плащи и юбки от моли и жучков, им промывали раны, и натирали сбрую, чтобы отгонять насекомых в походе.

Самым мягким и ароматным было конечно «дамское» мыло. Его варили из трижды очищенного жира и сдабривали несколькими капельками ароматического масла, привезенного бароном из похода. В замке Грейнж этим мылом пользовался сам барон, его супруга и сестра баронессы, остальные дамы обходились мятным или вересковым, ведь драгоценное масло придавало коже мягкость, а телу – приятный запах. Барон считал себя щеголем, и потому запрещал пользоваться редким мылом кому-либо еще. Не терпел конкуренции.

Поскольку жира для приготовления моющего средства требовалось много, варку мыла старались приурочить к большой охоте, или забою домашнего скота. Но весной не бывает ни того ни другого, так что пришлось поискать в погребах старые запасы и хорошенько проварить основу. Запах в прачечной стоял удушающий! Женщины, орудующие веселками, замотали лица платками, но леди Грейж вошла внутрь, словно не заметив тяжелых испарений. Она заглянула во все котлы, похвалила прачек и распорядилась добавлять щелок в мыло для стирки, полынь и пижму в мыло от насекомых, а потом собственноручно капнула масла в «дамское мыло».

– Разливайте без меня, – сказала леди Вероника, убедившись, что чистые лотки готовы, черпаки блестят, а у женщин есть крепкие рукавицы, чтобы не обжечься, – я подойду, когда застынет.

Ближайшая прачка присела в книксене, и баронесса поспешила уйти. Незачем мешать занятым людям, у нее есть и другие дела. В коридоре ее поймал секретарь мужа Саймон. Барон взял мальчика на воспитание у мелкого рыцаря, обещая обучить воинской науке, но уже в замке выяснилось, что парнишка хлипковат, зато обучен грамоте, и неплохо держит в руках перо. И постепенно Саймон Терр стал писать за барона письма, заполнять прошения, вести книги учета поселян и воинов на территории баронства.

– Миледи! – юноша был всегда вежлив с Вероникой, а еще тайком бросал взгляды на крошку Виолетту. – Прошу простить мою дерзость… В кабинете барона заканчивается сургуч и облатки.

– Я как раз иду в красильню, – улыбнулась баронесса, – вчера привезли киноварь и белую смолу. Если ты поторопишься и принесешь мне бумагу, к вечеру все будет готово.

– Бегу со всех ног, миледи! – просиял парень, и побежал на верх, только пятки засверкали, а Вероника пошла в красильню. Это помещение располагалось рядом с прачечной, но все же отдельно, чтобы случайно не испачкать белье, да и запах в этой комнатке стоял специфический.

Войдя, баронесса неспешно взялась отмерять нужное количество белой смолы и киновари, потом развела некоторое количество красителя чистым самогоном, процедила через редкую ткань, и сняла с полки пропитанные воском дощечки, на которых будут сохнуть будущие облатки – кусочки красной бумаги, которыми секретарь барона будет запечатывать письма, подтверждая волю владетеля. Киноварь дорогой краситель, и не каждый рыцарь может себе его позволить. А барон Грейнж любил подчеркнуть свою значимость такими вот деталями.

Вскоре прибежал запыхавшийся секретарь. Под его пристальным взглядом, леди разложила листы бумаги на восковые дощечки, а потом принялась брать их по одному за уголок, и смачивать в блюде со спиртовым раствором алой краски. Самогон быстро испарялся, не портя плотные листы, а краска оставалась, впитываясь в грубоватые волокна.

– Вот, Саймон, скоро все высохнет, надеюсь тебе хватит, – сказала баронесса, переключаясь на маленькую жаровню для нагрева смолы. – Сургуча фунта три получится, может четыре, – добавила Вероника, помешивая палочкой вязкую массу, чтобы она быстрее и равномернее прогревалась. – Киновари маловато прислали.

Секретарь промолчал. Ему ли не знать, сколько дорогой краски заказывал барон торговцу? Это он под диктовку господина замка писал письма торговцам. Он же выводил каллиграфическим почерком королю прошение о разводе. Еженедельно разбирая почту, парень вольно или невольно знал о многих секретах своего господина, но клятва на крови не позволяла ему болтать. Зато позволяла искренне сочувствовать доброй хозяйке.

Убедившись, что смола и киноварь смешались в единую, гладкую и блестящую массу, Вероника с облегчением подхватила котелок, и вылила его содержимое в узкое ведерко с холодной водой. Масса с шипением застыла. Слабо улыбнувшись секретарю, хозяйка замка вручила ему красный сургуч и алую бумагу, и выпроводила вон. Незачем им оставаться наедине. Барон ревнив, и несмотря на то, что сам не брезгует служанками, селянками и маркитанками, за женой следит в три глаза!

* * *

Лайн и Коркодейл вышли из домика ведьмы несколько озадаченными. Женщина рассказывала им правду – они оба умели видеть ложь, да еще сопоставляли ее слова с кое-какой информацией, собранной в пути. Оплата напрягала, но обещание не просить противозаконного утешало. Дело было в другом – и Дэвлин и Самюэль ощутили в избушке ведьмы еще одного человека. Одному помогли воинские инстинкты, другому – тонкое чутье. Они оба знали, что кто-то есть и оба не чувствовали от незнакомца угрозы. Как такое могло быть? Даже мальчишка, играющий с кроликами, воспринимался, как возможный соглядатай, а тут…

– Гхм, Сэм, – начал Коркодейл.

– Дэв? – отозвался напарник.

– Ты заметил? В избушке был кто-то еще!

– Заметил, – покивал «слухач», – странно, что ведьма позволила этому человеку слушать наш разговор.

– Никаких тайн она не открыла, – качнул головой сын барона, – да и тот, кто у нее прятался не слушал наши разговоры. Он даже на нас не смотрел.

– Согласен, – кивнул сын торговца, – я привык чуять чужой интерес.

– А нас учили замечать чужие взгляды, – не отстал Дэвлин, – тогда вопрос – кому мы настолько не интересны?

– Нечисти? – предположил Сэмюэль.

– Нет, для разумной мы игрушка, для неразумной – пища. Тут не было ни любопытства, ни голода.

– Тогда не знаю, – признался «слухач», вышагивая по тропинке, – но я запомнил ощущение, если еще раз встречу это существо – не пропущу.

Мужчины вышли из леса, и неспеша двинулись к замку.

Твердыня рода Грейнж была маленьким шедевром практичности. Высокие серые стены шириной не менее семи футов, имели очень мало окон. Вокруг замка был выкопан широкий ров, который наполнялся водой из бурного ручейка, а излишки крутили колесо небольшой хозяйской мельницы. Сын барона оглядел открывшийся вид и одобрительно кивнул:

– Барон хороший хозяин! Взгляни, заливные луга едва обсохли, а их уже расчистили от коряг. А у берега стоят рыбные садки и мостки для прачек. Лодки просмолены, сети чинят, хотя по реке еще мусор несет. Право давно не видел таких опрятных земель!