Шрифт:
Закладка:
Коркодейл не стал успокаивать, просто кивнул:
– А лекарь смотрел?
– Смотрел, сказал, перепонка порвалась, вот и не слышу, радуйся мол, что втрое ухо уцелело. Горечи в тоне бывшего «слухача» стало больше, и Коркодейл поспешил закончить разговор:
– Давай спать, обоз по свету тронется.
Оба мужчины закутались в одеяла и уснули.
Однако первая ночевка в обозе кое-что изменила в их отношениях. Они поняли, что как бы не началась их жизнь, продолжается она одинаково, а значит, нет смысла кичиться, или требовать особого уважения из-за принадлежности к знатному роду или элитной части королевской службы. Союз равных, вот чем обернулся их договор «доехать вместе».
В пути мужчины вставали рано, делали разминку, потом брались за оружие. Коркодейл работал с тяжелым мечом, иногда с секирой. Лайн предпочитал ножи, стрелки, даже заточенные монетки. Потом они немного боролись, и купцы выходили посмотреть, как Самюэль кружит, обходя высоченного Дэвлина, а тот кажется огромным и неуклюжим, а потом рывок – и вот уже Лайн хлопает ветерана по плечу, объявляя, что сдается.
Пару раз, когда на Лайна нападал кураж, им даже подбросили несколько монет «за зрелище».
– Сможем зарабатывать на площадях, если дела в деревне будут совсем скверными, – хмыкнул Самюэль, подбирая медяки.
– Я тебе не цирковой медведь! – оскорбился Коркодейл.
– Конечно не цирковой, гербовой, как минимум, – усмехнулся «слухач», и шутовски поклонился зрителям.
За неделю пути вместе с обозом ветераны научились готовить на костре, притерлись друг к другу, выработали свою систему знаков и добравшись до развилки, свернули в сторону баронства Грейнж.
– Еще три дня по тракту, и доберемся до границы, – говорил Коркодейл, рассматривая потрепанную карту.
– Так нам в баронство не надо пока, – возражал Лайн, – сначала в королевскую марку, бумаги предъявим, потом уж к барону.
– А вот и нет, – покачала головой рыцарь, – если мы с бумагами к наместнику явимся, нас через неделю каждая собака в лицо знать будет. Предлагаю сразу в баронство ехать, да и наняться к барону на службу. От своих стражников в замке скрывать ничего не будут, а деревеньки наши и без нас постоят.
Сын торговца нахмурил высокий лоб:
– Тебя стражником точно возьмут, ты и вид имеешь и стать, а меня куда? Глухого еще?
– Да хоть на кухню, – пожал плечами Дэвлин, – все новости будешь знать.
– Сомнительно мне, – заерзал на месте Самюэль, – может к ведьме сперва?
– Так одно другому не мешает, – хмыкнул Коркодейл, – въедем в баронство и начнем про ведьму расспрашивать, а там, глядишь, и до замка доберемся.
– Утро вечера мудренее, неуступчиво пробормотал Лайн, заворачиваясь в одеяло.
Сын барона только хмыкнул. Он уже знал, что при всей своей жизнерадостности, напарник пессимистично относиться к планам. Ничего, за три дня привыкнет, и будет считать службу в замке хорошей идеей. Своей! Потаено усмехнувшись, Дэвлин вытянулся под куском серой шерстяной материи, и уснул.
Когда дверь со скрипом распахнулась навстречу, женщина подпрыгнула на месте, издала придушенный писк и чуть не упала в колючие кусты, подступившие к самой избушке.
– Ну чего пищишь? – раздался ворчливый голос, – заходи, коли пришла!
Баронесса выпрямилась, сжала кулаки и печатая шаг двинулась к избушке.
Внутри оказалось на удивление чисто, светло и уютно. Пучки сухих трав висели прямо над головой, благоухая летом, хотя еще только-только началась весна и как помнила Вероника, в эту пору копали корни, да собирали самые нежные первоцветы.
Ведьма тоже выглядела обычно – женщина средних лет в темной добротной одежде. Волосы прикрыты белым платком, платье спрятано под передником, ни хромой ноги, ни бородавки на носу, о которых болтали в деревне.
– Насмотрелась? – ехидно спросила хозяйка избушки, и Вероника покраснела, понимая, что неприлично пялилась на женщину.
– Простите, – прошептала она, закусив губу.
– Ладно, – отмахнулась ведьма, – зачем пришла?
– Ребенка, родить не могу, – ответила Вероника, чувствуя, как подступают слезы и мелко дрожат губы.
Женщина прошла к столу, прибавила огонек в лампе и пристально всмотрелась в гостью.
– Жена барона Грейнжа?
Ника кивнула, не в силах вымолвить не слова.
– Брось это дело, от него не родишь.
– Ппочему? – запинаясь уточнила баронесса.
– Болел наш барон в детстве. От этой болячки мужчины семя свое теряют. Вроде и есть оно, а вроде и нет, как воду льют.
– Что же мне делать? – Ника почувствовала, что уплывает последняя надежда, и просто осела на пол, заливаясь слезами, рассказывая этой незнакомой женщине, какая нужда привела ее к ней в логово. Монастырь показался баронессе цветочками по сравнению с тем, что сестре предстоит выдержать те же семь лет жестокости и надругательств, прежде чем ее так же выкинут вон.
Ведьма дала ей пореветь, потом подсунула кружку, пахнущую медом и валерьяной, а когда всхлипывания затихли, буднично посоветовала:
– От другого роди.
Вероника встрепенулась, собираясь возмутиться предложением, потом просто закрыла глаза и устало протянула:
– Не могу.
– С чего это? – удивилась ведьма, – ты вроде леди здоровая, да и я помогу, чем смогу.
– Муж узнает, что с другим была – убьет, – горько усмехнулась молодая женщина. – Ревнив он, и каждая собака ему докладывает, где я была и что делала.
– Вот оно как, – озадачилась ведьма, – а муж сам не может и в монастырь гонит?
Вероника только кивала.
– А король что говорит?
– Король? – изумилась женщина, – да какое дело королю до жены барона?
– Королю до всего дело есть. Ты вот что, молодка, напиши-ка сама Его Величеству, и потребуй развод с возвращением приданого.
– Да как я напишу, – отмахнулась Вероника, – писать то я умею, да ведь гонцы все мужу служат, сразу донесут!
– А ты тут пиши, да перстнем своим запечатай, а я уж найду гонца! – ведьма решительно подтолкнула баронессу к столу, вынула из шкафчика перо, чернильницу и лист неплохо бумаги. Молодая женщина села, и как сумела, изложила свою версию событий, добавив просьбу о возвращении приданого и освобождении сестры от опеки барона. Потом накапала сургуча из вовремя подсунутой палочки, приложила свое баронское кольцо и устало откинулась на спинку стула, чувствуя, что силы совсем покинули ее.
Ведьма покачала головой, да и увела баронессу в закуток для больных – уложила на постель, стянула сапожки, напоила медовой сытой и заявила:
