Шрифт:
Закладка:
– Ну что ж, Ингрид, садись сюда, – Алклета показала место в уголке. – Шить ты умеешь, я слышала.
– Умею.
– Вот, возьми ткань. – Возле Инги положили отрез льняной ткани метра на два. – Сшей себе такое платье, какое тебе привычно. Надеюсь, справишься?
Девушка пожала плечами и даже не стала отвечать. Возле печи она развернула кусок во всю длину, расстелила и задумалась. Выкроек не было, но, интересно, знали ли здесь, что это такое? Неважно. Она перешила на своём веку достаточно платьев, чтоб смочь составить простейший чертёж прямо на ткани, чем и занялась, без слов позаимствовав у соседки уголёк. Головная боль – вот странно – отпустила, после сытного тёплого обеда перестало беспокоить горло, и болезнь, похоже, сдала позиции. Ловко и привычно орудуя углём, Инга расчертила ткань, отделив полукружьями юбку, наметив лиф и рукава, не обращая внимание на удивлённые взгляды окружающих девушек. Её никогда не трогало мнение окружающих, а интерес – тем более, и особенно сейчас.
Ещё десятилетней малышкой она обращала на себя внимание своей гордостью, сперва мягкой, как бы извиняющейся за то, что она есть, затем ледяной. Жизнь не баловала её ещё дома, в том мире, который здесь воспринимался, как иной, для себя же самого и своих жителей во все прежние времена – единственный, но Инга, которую так звали дома, по большому счёту привыкла терпеть голод, нужду, всё что угодно – только не бесчестье. Терпеть его тем не менее приходилось, будь она помоложе, наверняка повадилась бы успокаивать уязвлённую гордость, демонстрируя непослушание по поводу и без повода, что, в общем-то, глупо само по себе. Глупости девушка делать не любила и потому просто замкнулась в себе, поступая так, как считала нужным, не оглядывалась ни на кого. Именно потому и попала на рудник. Впрочем, говоря откровенно, она ожидала худшего. Но это была старая история.
Инга закончила кроить, и в её пальцах засновала игла. Ей приходилось шить одежду и вручную, хотя она, конечно, предпочитала швейные машинки – любые, самые капризные. Но какой толк просить то, о чём здесь даже не имеют представления? Девушка шила крупными стежками, намереваясь потом поверх, за три-четыре вечера наложить нормальные – чтоб носить уже сейчас, а заканчивать – потом. Её раздражал надетый на неё бесформенный балахон.
Она задумалась и потому не заметила, как постепенно стихли разговоры, большинство повернулось в её сторону, пренебрегая собственной работой во имя любопытства, и, наконец, сама хозяйка заинтересовалась, что же вызвало такой интерес. Она поднялась, подошла к Инге и опустила глаза на её подвижные пальцы, на её работу, которую девушка делала, почти не глядя за иглой. В каждом движении чувствовалась привычка.
– Покажи, – произнесла Алклета, и, посмотрев на хозяйку снизу вверх несколько мгновений, Инга повиновалась. – Надень.
Девушка встала, стянула с себя мешковатый полусарафан-полупонёву и накинула льняное платье с неглубоким вырезом, широкими рукавами, которые можно было подобрать шнурками, приталенное платье, стянутое на боках в контраст широкой юбке. Алклета несколько мгновений рассматривала то, что получилось, пощупала, после чего подняла на рабыню оживлённо-обрадованные глаза.
– Так ты умеешь шить такое… такие платья? А мне сможешь сшить?
– Какое?
– Ну, хоть такое же? Сможешь? Только не из льна, а из бархата… шёлка… Сможешь?
– Какое конкретно? – неохотно начала расспрос Инга. Она ничего не могла с собой поделать – ей нравилась эта женщина, и с ней единственной она согласилась бы говорить. Кроме того, госпожа разговаривала с ней вполне по-человечески. С достаточным уважением, не как со своей собственностью.
– В смысле?
– Для чего? Домашнее? Бальное? Для приёма? Просто праздничное?
– Так ты в этом разбираешься? – Алклета рассмеялась, стыдливо прикрывая ладонью лицо. – Господи, так мне несказанно повезло! Интересно, Агильс об этом знал? Не знал, наверняка, иначе выторговал бы две с половиной марки как минимум… Но и сказал бы, что ты на самом деле можешь. Значит, ты умеешь шить те восхитительные платья, в которых южные дамы появляются при дворе?
– Я не знаю, в каких платьях южные дамы появляются при дворе. – Инга пожала плечами. На непозволительную резкость невольницы госпожа снова не обратила внимания.
– Я тебе объясню. – Алклета пустилась в многословное и при этом весьма толковое объяснение, что конкретно было надето на разных женщинах в прошлый сезон, и Инга быстро пришла к выводу, что в модах здесь, в этом мире, царят каноны приблизительно шестнадцатого века её родины – эпоха Ренессанса в Италии, Франции, Англии и, наверное, Испании – то, что будет здесь принято. Она безумно любила такие платья – немного исторические, немного фантазийные, с низко декольтированными лифами, пышными рукавами и ещё более пышными юбками – мечтала не только носить, но и шить. – Так как? – Госпожа с замиранием сердца ждала ответа своей рабыни.
– Я могу.
– Так это прекрасно! – Алклета задумалась, критически рассматривая бледное личико девушки и её худую фигурку. – Тебе, наверное, надо передохнуть пару дней, а потом я прикажу принести ткани, и что там ещё нужно – тонкие иглы, шёлковые нитки, кружева, тесьму – ты всё получишь. Только нашей платьев. Договорились?
– Да.
Госпожа кивнула и вернулась на своё место. А Инга, едва сдерживая сильное сердцебиение, села на лавку. Она опустила голову, успокаиваясь и одновременно пряча от окружающих свои чувства. Она была рада – очень рада, можно сказать, приятно поражена. У графини Свёерхольмской, похоже, не было ни одной мастерицы, чтоб изготовить столь необходимые любой женщине туалеты для официальных приёмов в государевом дворце. Значит, Инга будет ей очень нужна. А тот, кто незаменим либо же сложно заменим, может диктовать свои условия. Пусть попробуют теперь её под кого-нибудь подложить. А если попытаются, то будут пенять на