Шрифт:
Закладка:
Моя новая кухня напомнила мне этого парня. Принцип «сойдет и так». В первую ночь, когда мы занимались любовью, в квартирке бойфренда над железной дорогой было так жарко, что он обильно потел надо мной. Пот капал с волос, слипшихся в кисточки, на мои лицо и грудь.
Второй этаж предназначался для спальни. К ней надо было подниматься по винтовой лестнице. Места внутри хватило только на кровать. Еще там был маленький сосновый шкаф. Атмосфера наводила на ассоциации с Колорадо. На одну из потолочных балок было заброшено старое ковбойское седло. Я могла представить себе другую жизнь – лыжи «Россиньоль», выстроившиеся вдоль стен.
Я забралась по короткой чердачной лесенке на третий этаж, который в объявлении был назван кабинетом. Там находились самодельный стеллаж, оставшийся от прежнего съемщика, пара старых конвертов от грампластинок, в налипших песчинках и чужих волосах. Ощущение было такое, словно я вошла в парную. К этому времени из моих подмышек уже выкатывались капли и плюхали на пол.
Я села, подвернув под себя тонкий подол. Я почувствовала, как щепки занозистого пола проткнули шелк, и знала, что, стоит мне встать, платью придет конец. Я проехала в нем через всю страну, один раз постирала в Терре-Хоте, а потом еще раз, в Марфе, в раковине отеля Джона Форда. Тем утром я натянула на себя платье еще влажным, и ему пришлось сохнуть прямо на моей коже, под солнцем. Платье принадлежало моей матери. Она столько лет хранила его в безупречном – муха не сидела – состоянии.
По моей коленной чашечке шустро пробежала чешуйница, а потом кто-то заколотил в дверь. Я сбежала вниз и открыла, обнаружив за порогом двух широкоплечих мужчин в черных рубашках и джинсовых шортах. Я всегда думала: если бы мне пришлось трахнуться с одним из присутствующих, чтобы спасти свою жизнь. Если бы меня собирались стереть в порошок. Которого бы я выбрала?
Глядя на этих двоих, я не могла определить, кто из них безопаснее. Тот, с татуировкой на шее, выглядел как человек, который позволит псу сношать свою ногу, пока в один прекрасный день кто-то не увидит, и тогда ему придется застрелить пса.
Мужчины спросили меня, куда заносить вещи. Когда увидели винтовую лестницу, тот, что с татуировкой на шее, издал стон. Первые пару минут я чувствовала себя с ними то богатой старухой, то нянькой. Ни той ни другой мне быть не хотелось.
Второй мужчина, с золотой фиксой на переднем зубе, так часто переводил взгляд с моих глаз на груди, что мне даже показалось, что у него тик. Лифчика на мне не было, так что соски торчали, точно прыщи. Не знаю, откуда взялись эти мысли, но я представила себе, как меня нагибает над неглубокой кухонной раковиной и насилует тот, что с золотым зубом. По моей логике, тогда мне не было бы неудобно попросить его собрать мою мебель из «Икеи».
В процессе разгрузки я сообразила, что мужчины в моей ванной закидываются метом. Они уходили туда один за другим каждые тридцать минут, а на выходе напоминали гоблинов. Даже не знаю, что тебе рассказать про наркотики. Я глотала таблетки, я курила марихуану, и порой случались такие месяцы, когда я в одиночку нюхала кокаин по ночам. Я снюхивала его со старинного ручного зеркальца, принадлежавшего моей матери, через свернутую в трубочку пятисотдолларовую купюру от «Монополии». А потом не спала до трех-четырех часов, выбирая в интернете платья. Но в основном это были таблетки. Я чувствовала себя недостаточно сильной, чтобы идти по жизни, не имея возможности засыпать по команде. Я надеюсь, тебе таблетки принимать не придется. Я мечтаю о том, чтобы ты была гораздо сильнее меня. Однажды на каком-то острове я плавала в зеленой лагуне и сквозь чистоту и прозрачность воды видела свои конечности – как простой факт. Я наблюдала, как фиолетовые, красные и голубые рыбки двигались вокруг моего тела, и долго-долго подгребала руками, держась на плаву. А потом легла на песок и сосредоточилась на солнце, согревавшем мои колени и плечи. Такие моменты я могу пересчитать по пальцам – и двух рук вполне хватит. Моя мечта – пусть у тебя подобных событий будет много, так много, чтобы ты замечала только те, другие, когда ты соскальзываешь в собственный разум и распознаешь в этих ситуациях ловушки, коими они и являются.
В гостиной, пока мужчины затаскивали в дом крупногабаритные вещи, стеная и злясь на тяжесть моей жизни, я вытряхнула своего отца в вазу-лягушку и поставила ее на верхнюю крышку отопительного котла. А мать временно оставила в пакете рядом.
Я обошла дом в поисках всякого интересного. Но холодильник оказался не из тех, в которые так и просятся внушительные пучки салата ромэн. Он был не для кейла и не для листовой свеклы. В лучшем случае туда зашли бы упаковочки с чищеной беби-морковью. В кладовой едва хватило места для пастины и пакетов с консервированным бульоном. В детстве я дружила с девочкой, чьи родители были бедны, как нищие в девятнадцатом веке. В их кладовке стояли ящики с просроченными продуктами, которые приносили прихожанки церкви. Однажды, когда я осталась ночевать у этой подружки, ее мать вскрыла к ужину упаковку готовых макарон с сыром и обнаружила в ней молочного цвета личинок, которые ползали, шурша друг о друга. Женщина поковыряла пасту, сбрасывая личинок в раковину, и включила горячую воду, чтобы расплавить сыр. Потом моя подружка смотрела на меня через стол яркими влажными глазами. Семейство стало произносить молитву, я задрала подбородок и сделала вид, что закрыла глаза, но на самом деле смотрела на свою тарелку, следя, не появится ли там шевеление. Рука подруги в моей ладони была маленькой и теплой. После того вечера мы больше никогда вместе не играли. Наши отношения только начинались и были на такой стадии, когда это еще не ощущалось как травма. Но теперь я думаю о той девочке постоянно. Я думаю о ней каждый раз, когда открываю коробку с пастой.
– Это куда? – спросил тот, что с татуировкой на шее. Грузчики держали двухместный диванчик «Плум» цвета бургунди, бархатное гнездышко без подлокотников, которое подарил мне Вик. Он
