— Что вы имеете в виду?

— Приехать не обещаю, но вы можете привести Лизу в часть. — Так просто? — Моя смена в четверг, приходите, все покажу, если не будет вызовов. А даже если будут, попрошу друга экскурсию организовать.

— О, — только и произношу, когда малышка, словно почувствовав что-то, прилипает к ноге и дергает за шнурок кофты. Настырно, как умеет. — И вас это не затруднит?

— А должно? — Что за манера такая отвечать вопросами на вопрос? — Дайте номер, я наберу, скажу точно.

— Я… у меня телефона нет. После пожара, — вру, потому что не хочу давать ему временный номер и потому что мне страшно. И даже не знаю, отчего больше: что решит позвонить или забудет об уговоре, как часто делают мужчины. — Есть номер «Квадрата», бара, где я работаю, — добавляю, так как чувствую себя виноватой за ложь, не могу остановить это словоблудие.

— Тогда запишите мой номер, — легко решает проблему, которую я делаю из ничего. — Позвоните, если надумаете, договоримся.

Да, только сама я тоже вряд ли решусь набрать его, но отказать приличия не позволяют. Достаю красный маркер из рюкзака Лисы и записываю под диктовку на альбомном листе с ее творческими порывами.

— Я могу вас подвезти, — как раз когда собираюсь прощаться, говорит Федор.

Мой мозг отказывает мне окончательно и бесповоротно, потому что я больше не могу связно мыслить.

— Вы… нас?

— Да, я. Полностью в вашем распоряжении. — Ему как будто нравится меня смущать.

Я собираюсь сказать, что не стоит, много чего хочу сказать, но звонит телефон. Не мой, он на беззвучном.

— Да, — тон у Дыма резко становится строгим. С десяток секунд тишины, а затем короткое «понял», и он снова смотрит на меня. — Извините, не выйдет. Срочный вызов.

— Я думала, у вас выходной, — без какого-либо укора произношу я, но, кажется, звучит именно так.

— Выходной для пожарных понятие условное. Еще раз прошу извинить, будем на связи. — Я киваю, он уже спешит. — Пока, Лиса.

— Пока-пока, — сжимает-разжимает пальчики моя трехлетняя дочь, которая, очевидно, лучше меня ладит с мужчинами. Видимо, и тут она пошла не в нашу породу, как любит говорить мама.

Примерно через час после неожиданной встречи с пожарным мы приезжаем к нашему дому, прогуливаемся недолго по аллее рядом. Затем я оставляю Лису у соседки напротив, а сама, вооружившись тряпками и чистящими средствами, иду отмывать квартиру.

— Если попросит макароны с сахаром, не слушайте ее. Она неголодная, просто может лопать их днем и ночью. Если начнет капризничать, в рюкзаке пластиковые стаканы. Вы знаете, как она любит возиться с ними. Только воду питьевую наливайте, а то…

— Иди уже! Двух внучек вырастила, разберуся.

Сама понимаю, что отчаянно оттягиваю момент, но наконец сдаюсь. Захожу в комнату, тронутую пожаром, крепко зажмурившись. Может… может, я открою глаза, а все не так страшно, как я запомнила? Но нет, все именно так. Чуда не происходит, звери из леса не прибегают, чтобы помочь мне, как той Белоснежке из мультфильма, поэтому я разворачиваю черные мешки и начинаю сгребать в них мусор, в который превратились наши вещи.

В очередной раз убеждаюсь, что в интернете пишут много глупостей: никакие проветривания, миски с кофе и развешанные с прошлого визита мокрые тряпки от запаха не спасают. Знаю, что заранее проиграла, но настырно складываю в отдельный пакет уцелевшую одежду, которую надеюсь спасти, и пытаюсь отчистить со стен и пола хотя бы основную грязь до тех пор, пока руки не начинают отниматься, а шея не затекает настолько, что не могу пошевелить ею без боли.

Обессилев, падаю на пол и утыкаюсь затылком в стену. Нужно признать очевидное — одной мне не справиться. Понадобится ремонт. Нужно будет заново штукатурить стены, клеить обои, заменить окна и двери. Подвесной потолок тоже испорчен. И батареи, а через месяц мы без них замерзнем.

В голове складываются цифры, и меня начинает тошнить. Бесконтрольный ужас подкрадывается тихой поступью и сжимает лапы на горле. Дрожащими пальцами достаю телефон и набираю маму, просто потому что папа, с которым я так хочу поговорить, вряд ли ответит с небес.

Три года. Прошло уже три года, а чувство, будто это случилось только вчера. Время не вылечило, не притупило боль, в сердце по-прежнему зияющая дыра.

Три года назад рождение Лисы омрачило горе: мой отец, водитель со стажем длиною в жизнь, не справился с управлением в гололед. Судьба подарила мне Лизу, но забрала единственного человека, которому было не все равно. У судьбы черный юмор, не иначе.

Я очень любила папу, как и он меня. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, поддерживали во всем. Когда после исчезновения Матвея я узнала, что беременна, мама закатила скандал и пыталась настоять на радикальном решении вопроса. А отец успокоил. Сказал, что вырастить еще одного ребенка не составит ему никакого труда.

Больше всего на свете я жалею о том, что Лиса не успела познакомиться с дедушкой. Он ведь любил малышку всем сердцем задолго до ее появления на свет. Очень хочу верить, что он наблюдает сверху: за смешными хвостиками и зубастой улыбкой. И, кстати, надеюсь, не злится, что я бросила универ.

Короткий, бездушный разговор с мамой оставляет горький привкус и никакого чувства удовлетворения. После смерти папы она стала очень религиозной и нашла покой в какой-то общине, больше напоминающей секту. Сдает квартиру, а вырученными деньгами делится с нынешними братьями и сестрами, как любит их называть. Сама живет в глухой деревне, работает в поле и не пользуется электричеством. Я навещала ее летом, она по-своему счастлива. Наверное.

Я спускаю во двор уже пятый по счету мешок с мусором, когда звонит телефон. Едва не роняю его, вытаскивая из кармана, поэтому отвечаю резко, даже зло.

— Вежливо разговаривать не учили? Теперь понятно, почему клиенты недовольные ходят, — это Скелетина, наш сварливый босс из бара. Он не привык здороваться, привык, что все ему чем-то обязаны, так и общается. — Выйти нужно, Герман дрянь какую-то ротавирусную от детей подхватил. С толчка не слезает.

И да, выходные у официантов тоже очень условные. Все просто: если я хочу заработать, нужно, как бы просто ни звучало, работать.

— Хорошо, но только до полуночи. Через пару часов буду.

— У тебя час.

Не очень лестно — и это мягко сказано — обзываю управляющего, повесив трубку, а сама уже выдумываю, что скажу Аське, чтобы та в пятницу вечером вместо свидания присмотрела за Лисой. Сегодня брать ее с собой никак нельзя — при Скелетине нельзя, он детей на дух не переносит.

Долго мнусь и собираюсь с силами позвонить, а когда звоню сестре, та орет, чтобы быстрее везла малышку, знает, что управляющий не шутит. На мои извинения говорит, что это не обсуждается. Мол, перенесет ужин домой, закажет что-нибудь и не будет шалить до моего возвращения.