Тамил-Наду Моншанен направляется к епископу Мендосе, однако ему не находится места в самом епископате. Цели, которые он ставил перед собой — интеллектуальное апостольство и медитативная жизнь, — оказались нереализованными. Вместо того чтобы медитировать и размышлять, отцу Жюлю приходилось заботиться о мелочах бытового характера, а слабое знание языков (как тамильского, так и английского) значительно ограничивало сферу его деятельности. Адаптационный процесс занял несколько недель, но вместо новых впечатлений он привел французского священника в состояние депрессии, которая усилилась ввиду событий, происходивших в мире (Европа стояла на пороге Второй мировой войны). Чтобы исправить положение, Моншанен решает отправиться в отдаленные деревни, чтобы, как некогда в угольном бассейне Сент-Этьена, встретиться с простыми людьми, погрузиться в атмосферу тамильской провинции. Тамил-Наду, как и соседняя Керала, — регион, в котором христианство представлено достаточно широко: здесь проживает значительное количество католиков, а также множество представителей православных церквей, и, прежде всего, сирийских, поэтому местные священники были рады получить в лице отца Жюля нового помощника. Для самого Моншанена такая работа стала незаменимым опытом общения с бедными крестьянами — своей будущей паствой. Надо отметить, что индийское христианство практически не охватывает брахманов и представителей других высших каст: эту религию, как и во времена Римской Империи, принимали в основном простые люди, чтобы вырваться из пут кастовой системы. В Индии Моншанен оказывается в своеобразном вакууме: война не позволяет ему переписываться с любимыми людьми, оставшимися в Европе, а хорошую литературу, к которой отец Жюль привык, живя в Париже, в Тиручираппалли достать было невозможно. Несколько дней в году он проводил в монастыре отцов иезуитов в Пални-Хиллз, который располагал неплохой схоластической библиотекой, однако, к его разочарованию, там не было ни одной работы, посвященной культуре и религии народа, среди которого он жил. Главным в жизни Моншанена становится служение людям, благодаря которому ему удается все-таки погрузиться в индийский образ жизни и перенять многие традиции тамилов. «Я упиваюсь Индией», — писал он, путешествуя от общины к общине, от деревни к деревне. Христиане, его братья по вере, считают его чудаком или даже сумасшедшим, а мечта получить посвящение у какого-нибудь индийского мудреца и поселиться в ашраме их ужасает. Иногда ему казалось, что все это действительно неправдоподобно, что это невозможно сделать, оставшись при этом христианином, но он не сдавался, с нетерпением ожидая, когда у него появится возможность осуществить свои стремления.

На осень 1946 г. был запланирован визит епископа Мендосы в Рим, и Моншанен решает воспользоваться этим, чтобы увидеть послевоенную Европу и пообщаться со своими родными и друзьями. Прибыв в Рим, он первым делом встречается с отцом де Любаком, чтобы поделиться впечатлениями от Индии и рассказать о своем духовном опыте, и находит в нем благодарного слушателя: они проводят вместе незабываемые часы. Несмотря на то что мечта основать ашрам индуистского типа, с которой он уехал в Индию, так и осталась на тот момент нереализованной, он вернулся в Европу победителем: путешествуя по родной Франции, он получает массу поздравлений и его засыпают сотнями вопросов. Моншанен читает лекции в Лионе, Париже, Лувене и других городах, и эти лекции пользуются огромной популярностью, а его статьи в престижном католическом журнале «Бог Живой» резко повышают тираж издания. В начале следующего 1947 г. хорошие новости поступают от другого давнего приятеля Жюля Моншанена — отца Дюперре, который уже в течение многих лет пытался уехать в Китай, но никак не мог получить разрешение от церковного руководства, и вот наконец такое направление и приглашение были получены и в феврале они вместе отплыли к берегам Индостана.

ЖЮЛЬ МОНШАНЕН:

«ДУХОВНОСТЬ ПУСТЫНИ»

Библейская пустыня исхода

Путь от источника к источнику, от Красного моря до Ханаана. Удивительное время: сорок лет. Чудеса словно мираж: перепела и манна, трескающиеся камни и струящиеся воды. Скитания, поиск, ожидание. Надежда на землю, на царство, на Мессию. Эсхатология, словно горизонт перед караваном. Жестокость жизни, принимаемая благодаря надежде. Для Моисея, который начал все это, желание так и осталось нереализованным — он умирает в Небо. Яхве, как и Израиль, живет в палатке: Бог бродячего народа — Бродяга. С пылающего Синая нисходит Тора. Алтари из необработанного камня: пустынный культ. Поклонение Единому, восхищение Его трансцендентностью: «Слушай, Израиль, твой Бог — Бог Единый». Пророки, затем организация, города, мир — и… ностальгия по временам Исхода, когда у Бога не было дома, а у народа места для ночлега. Немного варварская роскошь Соломона и сидонские кедры — стоят ли они камней, разбросанных по пустыне странствующими преданными?

Пустыня Предтечи

Ничто не сказано нем, кроме того, что он есть глас, вопиющий в пустыне… Ребенок? Подросток? Молодой человек? Он бежит за Иордан, одетый как странник, плохо питается, думает только о Том, кто должен прийти. Ему предстоит лишь умаляться, его закат указывает на восход Другого. Для людей, которые не знают Таинства, он предвосхищает Таинство. Вокруг Пророка, справедливого и ужасного, предсказывающего высший Суд, формируется братство, зачаток пустынной общины обновляющих вод. Сам Христос придет туда, последний и первый, закрывающий и открывающий, разделяющий учеников Иоанна с Иоанном, и, возможно, Иоанна внутри его: «Ты ли тот, кто должен прийти?» Воды исповедания становятся водами явления Троицы и мессианского провозглашения.

Пустыня искушения

Христа ведет Дух, Который осенил Его Мать, и Который Сам становится Утешителем в пустыне. Сорок дней, которые соответствуют сорока годам. Исход превращается во встречу Сына Иакова с другим ангелом, искусителем. Больше нет манны: Он отказывается сделать хлеб из камней. Больше нет чудес: Он отказывается прыгнуть с террасы Храма. Больше нет мечты о земле или царстве: самое важное в исходе в пустыне, оказывается, искушение: поклонение одному Богу и чувство оставления Им.

Христианская пустыня

Сначала христианство распространяется в городах и портах — Иерусалиме, Антиохии, Эфесе, Коринфе, Риме — охватывает прежде деревень и пустынников Павла, Антония, Иллариона, Пахома, Пафнутия, которые затем стали отшельниками, затем монахами-пустынниками. Тебаида покрывается монастырями, мученики вдохновляют мужчин и женщин. Обращения им недостаточно — они изучают Писание, поют духовные песни, медитируют. Они обращаются к внутреннему образу, в котором проявляется Бог. Обнажены чувства, разум и Дух. В Египте и Субиако вокруг отшельников формируются монашеские ордена: св. Василия на востоке и св. Бенедикта на западе. Святой Франциск уединяется в Алверне, а святой Игнатий в Манрезе. Великие ордена станут продолжением опыта пустынников и святости отцов Тебаиды (под влиянием Кассиана и «Vitae Patrum»)…

Знак пустыни

Долгий путь по первобытным неизменным равнинам, скалам, песку, вид миражей, мертвые колодцы и долгожданная вода. Долготерпение — опыт, при