и черкнул в ней несколько строк.

Но этого мне показалось мало. Очень хотелось выговориться.

Мой взгляд упал на случайно вынутый вместе с книжкой листок бумаги. Я вспомнил: это была записка с адресом Данилевского.

Таблички с названиями улиц встречались мне по пути крайне редко, а иные указатели и вовсе отсутствовали. Но, на мое счастье, из ограды стоявшей неподалеку маленькой нарядной церкви вышел священник, и я обратился к нему. Расчет мой полностью оправдался: батюшка, в силу своего занятия прекрасно знавший все дома в округе, подробно и доходчиво указал мне дорогу.

Многочисленные ответвления кривых переулков теперь не путали меня, и вскоре я вышел к нужному мне дому. Это был двухэтажный деревянный особняк, где, как написал Данилевский, его семейство занимало верхние комнаты. Пройдя через малые ворота во внутренний двор, я постучал в дубовую, потемневшую от времени дверь.

Мне открыли.

На второй этаж вела кованная из стали лестница. Поднимаясь по ней, я услышал, как сверху загремел низкий, с хрипотцой, мужской голос:

– Это что за номер такой? Такие же вот журнальчики мои люди в сомнительных трактирах находят, а теперь и ты разжился? Крамольная литература в моем доме? Восхитительно! Чем, племянник, так тебе мое место не по нраву? Вот не станет его, и кто, ты скажи, будет платить за дом, за стол, за учебу твою, а? Куролесить-то ты мастак, а отвечать-то готов, карбонарий? Не понимаешь, чем дело пахнет?

В ответ послышался голос Данилевского:

– Журнал мне этот в трактире просто подвернулся, я и взял из любопытства. Я же не знал, что вы, дядя, обыск учините! Стал бы я тогда вас расстраивать…

– Ты, щегол, еще подерзи мне! – хриплый голос звучал уже спокойнее. – Я вот профессора Крылова намедни встретил. Вы, голубчик, лоботряс!

– Неправда сие! – возмутился в свою очередь племянник.

– А в том трактире, откуда журнальчик, ты, поди, лекцию слушал?

– Я, дядюшка, у профессора Крылова на хорошем счету. Но помилуйте: не все же время я должен проводить за книгами?!

– Влипнешь ты, Андрей! Хоть бы вот с этим журналом… Забирай, и чтоб духу его тут не было!

Дверь отворилась, и Данилевский появился на лестнице. Увидев меня, он поднес палец к губам и увлек меня вниз.

– Не лучшее время для представления новых друзей, – развел он руками на улице. – Дядя у меня, конечно, личность выдающаяся, но как начнет нравоучения читать – спасу нет!

Данилевский смял злосчастный журнал и бросил его в сточную канаву.

– Ты уже осмотрелся в городе? – спросил он. – Хочешь, я покажу тебе еще одно замечательное заведение?

– Нет уж, уволь, – поморщился я. – Мой покойный дядя тоже был выдающейся личностью, и завтра мне предстоит важное дело: завещание его оглашают. Надо будет соответствовать.

– Тогда возьмем квасу!

Мы присели за столик у входа в ближайший трактир. Половой в кипенно-белой рубахе, подпоясанной шнуром с кистями, по нашему требованию принес нам две большие кружки с темным квасом и маленькую вазочку с баранками.

– Ты не знаешь часом, кто такой князь Кобрин? – как бы между делом спросил я.

– Зачем это тебе? – Андрей закашлялся и отставил кружку. – Мало вчера приключений было?

– Да, видишь ли, я случайно столкнулся с ним в лавке и узнал, что князь сманивает слуг моего дяди.

– Это того, про которого ты говорил? Того, чье завещание?

– Ну да.

– Князь в лавке переманивает чьих-то слуг… Чепуха какая-то… Постой, а как звали дядю-то?

Я назвал дядино имя.

Данилевский присвистнул:

– Ты племянник миллионщика Савельева?

– Да.

– Вот это переплет!

– А что здесь удивительного?

– Да так… Экий занятный случай: неожиданно и совсем случайно встретить в большом городе племянника человека, о котором вот уже несколько недель судачит вся Москва, – в глазах Данилевского я разглядел искры любопытства. – Стало быть, завтра огласят завещание? На это стоит посмотреть, клянусь весами Юстиции! Там, наверное, будет полгорода…

– Ты не рассказал мне о Кобрине!

– Штука в том, что миллионщик Савельев долгое время служил у Кобриных управляющим, так что случай со слугами вполне объясним. С кем же из князей ты столкнулся?

– Не имею понятия! Захожу в савельевскую лавку, а там какой-то хлыщ с усиками с приказчиком дела обсуждает, и тот к нему: «ваше сиятельство», а этот и фамилию говорит! А фамилия-то – Кобрин!

– Хлыщ? Если ты и вправду видел князя, то это мог быть только Кобрин-младший. Однако… – Данилевский в задумчивости принялся за свой квас и баранки, лишь изредка поглядывая на меня.

Я тоже молчал.

Когда кружки опустели, мой спутник предложил:

– Прогуляемся-ка до реки?

Мы зашагали к набережной. Некоторое время мы шли молча, но потом Данилевский заговорил:

– Князей Кобриных здесь все знают. Ты, вероятнее всего, видел младшего из трех братьев – Всеволода Константиновича. Про него много не расскажу, кроме того, что он известный щеголь, мот и вертопрах. А вот самый старший из них – Евгений Константинович Кобрин – это фигура-с: адъютант московского обер-полицмейстера…

– Самого обер-полицмейстера? Главы городской полиции?

– Ну, да! Есть еще и средний, Дмитрий Константинович, – столичный светский лев, почти всегда в Петербурге…

– При дворе?

– Нет, большей частью при игорных домах! Поговаривают, что очень недурно в карты играет. Ну и возглавляет пару общественных заведений или богаделен, или что-то в этом роде, не помню…

– Зачем же им тогда слуги моего дяди?

– Савельев несколько лет был у князей приказчиком, потом управляющим. Говорят, именно здесь и родился его капитал. Более того, очень много финансовых дел с Кобриными у него было и в последнее время, незадолго до его собственной смерти. Так что, думаю, после оглашения завещания тебе, брат, придется с ними столкнуться.

Я задумался.

Мы вышли к реке. В воздухе запахло тиной.

– Меня еще одно смущает, – сказал я. – Мой дядя был миллионщиком, и его приказчик может рассчитывать на хорошую сумму в завещании. А я не знаю никого, кто с капиталом на руках и с большим опытом за плечами пошел бы в услужение вместо того, чтобы пустить собственные деньги в оборот. С капиталом да опытом самое время свое дело заводить! Так же все поступают! А тут, значит, он себе уже и место подыскал. Не сходится тут что-то. Но что?

Мы остановились у каменной лестницы, подножие которой омывали темные волны. Перед нами сонно текла река. Невдалеке от нас какая-то пара, прогуливаясь, кормила чаек. Девушка в сером пышном платье с кринолином бросала в воздух кусочки хлеба, и ни одна крошка не достигала земли: птицы, пронзительно крича, подхватывали добычу на лету. На мостках чуть поодаль бабы полоскали на реке белье.