Мальчик сорвался на плач, и Таня, обняв брата, продолжила за него:

— А потом появился Опекун, — прошептала она. — И он вас послушался.

Инна вытерла слезы и поднялась.

— Откуда вы про него узнали?

Близнецы переглянулись, словно решая, можно ли доверять Инне.

— Когда мы попали в детдом, нас сильно обижали, — сдерживая слезы, проговорила Таня. — Однажды ночью мы подслушали, как старшие ребята рассказывали про девочку, которая раньше жила в приюте. Ее тоже обижали, но она придумала себе защитника и назвала его Опекуном.

— Он оберегал ее, — вмешался Миша. — Душил обидчиков.

Инна закрыла глаза, шумно выдохнула: она знала наперед все, что скажут дети.

— И вы решили, что Опекун защитит вас?

— Мы звали его, когда нас обижали, — кивнула девочка. — И однажды он явился.

— Первым задохнулся пацан, который бил Таню в детдоме, — стиснув кулаки, прошептал Миша. — А потом все остальные.

Ком застрял в горле, ноги задрожали — и хлынули воспоминания, смывая хрупкую стену из самообмана, построенную за многие годы.

* * *

Инна была ребенком-отказником, выброшенным в мусорный бак. Никому не нужное отродье: грязный пакет служил ей пеленками, а холодный дождь — грудным молоком.

Затем последовали годы, проведенные в детдоме: голод, побои и унижения. Воспитатели равнодушно смотрели на страдания подопечных, сваливая разрешение конфликтов на старших воспитанников. И те срывали злость на младших. Инна научилась драться, но и это не спасало, когда несколько раз ей устраивали «темную». Она находила убежище в книгах, фантазиях и мечтах о взрослой жизни — той, что начнется совсем скоро, стоит только потерпеть.

До выпуска из детдома оставалось три года, когда в его стенах появился новый сотрудник — психолог. Мужчина лет сорока с залысинами, жирным брюшком и подслеповатыми глазками за стеклами заляпанных очков — тогда он казался Инне совсем стариком. Говорили, что раньше он работал в реабилитационном центре для наркоманов в Москве, но вернулся оттуда в родную дыру, чтобы ухаживать за больной матерью. И устроился в детдом.

Его встречи с воспитанниками проходили в бывшей подсобке. Инна садилась на засаленный диван, психолог закрывал дверь на ключ — «чтобы нам не мешали» — и начинал сеанс. Она не помнила, на каком из приемов он коснулся ее коленки, а затем просунул руку под юбку. Но помнила слова, которые он часто повторял слюнявыми губами: «Никому ты не нужна, кроме меня. Только мне ты дорога».

Потные ладони на груди. Жирные шлепки волосатых бедер о промежность. Белесые сгустки на животе.

Так продолжалось несколько месяцев. А потом подонку захотелось экспериментов: во время одного из «сеансов» — как называл их встречи психолог — он сдавил Инну за шею, ритмично вбивая грузное тело между ее раскинутых ног. Она помнила черные круги перед глазами, тонкий свист воздуха из сжатой гортани — и зловонное дыхание насильника у лица.

В ту же ночь, вернувшись в общую спальню, Инна нарисовала карандашом в тетради огромную косматую фигуру — чудовище, рожденное из ненависти, страха и обиды.

Через три дня психолог пригласил Инну на «сеанс». Она привычно разделась и легла на диван, бесшумно глотая слезы. Если бы кто-то мог ей помочь…

Подонок стянул несвежие трусы и, забравшись на топчан, раздвинул коленки Инны. А затем вдруг закашлялся. Хватая ртом воздух, он повалился на пол. Полумрак, в который была погружена комната, сгустился и обрел очертания высокой лохматой фигуры. Одной лапой монстр схватил насильника за горло, а вторую мощным рывком протолкнул ему в рот, вгоняя глубже в глотку. Психолог, хрипя, бился на полу в судорогах, а затем затих и обмяк. Чудовище, ссутулившись над трупом, исподлобья глядело на Инну сквозь длинные патлы на морде, словно ожидая дальнейших указаний, но она не могла сказать ни слова: крик ужаса застрял в глотке.

Инна дрожащими руками натянула одежду и, выскользнув из каморки, вернулась в спальню. Вскоре из коридора донесся испуганный вопль: кто-то из воспитателей нашел тело.

К удивлению Инны, причина смерти психолога оказалась естественной: тромб в легочной артерии. Правда, никто не мог объяснить, почему мужчина умер голым, и эту историю побыстрее замяли. Несколько дней Инна тряслась от страха: ждала, когда ее секрет раскроют. Но никто не пришел с расспросами, и в какой-то момент она посчитала, что произошедшее было плодом воображения: насильник скончался своей смертью, а косматое чудовище ей просто привиделось.

Она поклялась, что больше никогда не будет жертвой. Ни обстоятельства, ни другие люди не посмеют влиять на ее жизнь. И она никому не позволит обижать таких же, как она — брошенных, затравленных, одиноких детей.

Инна знала статистику: лишь десять процентов детдомовцев благополучно устраивались во взрослой жизни, и она собиралась оказаться среди них. План был простой, но одновременно трудный: после окончания колледжа — поступление в университет на юридический факультет, а затем — работа, связанная с помощью детям. И каким бы тяжелым ни был выбранный путь, Инна справилась.

Она вспомнила, как в день выпуска из детдома отдала коробку со своими скудными пожитками — книжками, самодельными игрушками и картинками — воспитаннице из младшей группы.

— Кто это? — спросила девочка, рассматривая старый рисунок с косматым монстром.

Инна, замешкавшись, ответила:

— Это Опекун. Если тебя будет кто-то обижать, он придет на помощь.

* * *

Инна вывела близнецов на первый этаж. Миша и Таня, дрожа, жались к ее ногами. Она догадывалась, что увидит наверху, в комнате, где осталась Пичугина, а потому присела возле детей и ласково сказала:

— Побудьте здесь. Я скоро вернусь.

Оставив ребят, Инна поднялась по лестнице на третий этаж. Осторожно ступая по протертому линолеуму, прошла в бывшую спальню.

Пичугина, раскинув ноги и руки, распласталась на полу возле ржавой батареи. Шарф, закрепленный на трубе, тугой удавкой обвивал шею. Лицо женщины распухло и посинело, налитые кровью глаза уставились в бесконечность.

Инна шумно выдохнула, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Кончики пальцев покалывало, в груди нестерпимо ныло, голова разрывалась от шума. Пичугина задохнулась: покончила с собой или же ей помог Опекун — какая теперь разница?

Инна спустилась на первый этаж, где ее дожидались дети.

— Мама больше не придет? — с горькой обреченностью спросил Миша.

У Инны похолодело внутри: она не знала, что ответить мальчику. Ледяная ладошка сжала руку — Таня, широко распахнув голубые глаза, смотрела на Инну, словно доверяя ей все свои страхи, тревоги и надежды.

— Останься с нами, — прошептала девочка. — Тебя он не тронет.