смерти напугали детей пьяными угрозами. После переезда в новый дом померла соседка снизу, сумасшедшая бабка: она сорвалась с криками на детей, когда они случайно затопили ее квартиру. Однажды Миша поцарапал велосипедом иномарку во дворе. Хозяин машины разорался, отвесил ему подзатыльник. Я наблюдала за этим в окно. Когда Миша в слезах убежал, мужчина повалился на землю, схватился руками за горло — и задохнулся в собственной рвоте.

— Вы заподозрили близнецов?

— В голову полезли плохие мысли. Я пыталась разговорить детей, но они отмалчивались. Таня дружила во дворе с одной девочкой. Как-то раз они что-то не поделили и поссорились. Девочка в сердцах крикнула, что Таню надо сдать обратно в детдом. В тот же вечер она захлебнулась в ванной и умерла. Таня прибежала ко мне в слезах и сказала, что она не виновата в смерти подружки.

Пичугина замолчала, словно собираясь с духом. Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

— Убийства совершает Опекун, — выдохнула она.

— Опекун? — По спине Инны пробежал холодок.

Пичугина кивнула и шепотом продолжила:

— Я не знаю, кто он. Я никогда его не видела. Таня сказала, что Опекун появился в детдоме и с тех пор охраняет близнецов. Люди, которые обижали Мишу и Таню, начинали кашлять и задыхаться. А если опасность нарастала, то обидчиков ждала смерть от удушья. Дети не могли контролировать Опекуна и сами страдали из-за его действий. Я не поверила Тане, посчитала ее россказни выдумкой и отругала за вранье. В тот же день у меня появилась одышка. Испугавшись, я переехала на квартиру отца. Мы с ним редко общались, но другого выхода не было: я больше не могла платить за съемное жилье. Отец все время брюзжал, Миша и Таня его раздражали. Он называл их наркоманским отродьем.

— Вы ссорились?

— Постоянно. Отец покрикивал на детей. Взялся за воспитание, муштровал их. Я беспокоилась за его жизнь: он стал задыхаться, ему все время не хватало воздуха. Я умоляла отца быть помягче с детьми, но он не слушался. Однажды Миша заигрался в приставку и не сделал вовремя уроки. Отец отстегал его ремнем. Ночью он задохнулся.

Лариса всхлипнула и затряслась от плача.

— Люди вокруг умирали, — сквозь слезы простонала она. — Все, кто обижал Мишу и Таню. Общение с детьми несло угрозу, и моя жизнь превратилась в ад: мне приходилось все контролировать и пресекать малейший негатив в адрес ребят. Но Опекун с каждым разом становился все более агрессивным.

— Когда к вам вернулся Антон, вы испугались за жизнь сына и съехали в барак — подальше от любых контактов с людьми? — догадалась Инна.

— Антон любил выпить. — Пичугина осунулась, потемнела лицом. — Он не мог привыкнуть к близнецам и иногда на них срывался. Вскоре он начал задыхаться. Я умоляла его уйти из квартиры, но Антон наотрез отказался. Каким бы он ни был, но он — мой родной сын. И теперь, когда он мертв, я боюсь, что Опекун придет за мной, ведь я никчемная мать.

Пичугина сорвалась на плач. Инна обняла женщину — ее костлявое, изможденное тело — и тихо спросила:

— Лариса, где дети?

* * *

Свирин выскочил из машины и понесся по лужам ко входу в детдом. Прерванный звонок Инны не на шутку его встревожил. Он набирал ее номер несколько раз, но телефон девушки находился вне зоны доступа, и Егор, дождавшись приезда опергруппы в барак, тут же направился в приют.

Поднимаясь по ступеням крыльца, Егор уловил тихие, едва заметные сквозь шум дождя всхлипывания, доносящиеся откуда-то из подвала. Участковый прислушался: так и есть, детский плач.

Свирин прошел несколько метров вдоль мокрой стены, поросшей мхом, и заметил черный провал — вход в подвал, пробитый в кирпичной кладке бомжами или шпаной.

— Тише, Миша, не плачь, — донесся из мрака тонкий голосок. — Мама скоро придет.

Свирин, нагнувшись, пролез в дыру и очутился в кромешной тьме. Под ногами перекатывались обломки кирпичей, воняло дерьмом. Егор включил фонарь на телефоне. Луч света выхватил близнецов: прижавшись друг к другу, Миша и Таня со страхом таращились на полицейского.

— Идемте, я отведу вас к машине. — Свирин протянул руку. — А то замерзнете до смерти.

— Мама сказала ждать здесь, — всхлипнул Миша, размазывая по щекам слезы.

— Ваша мать опасна, — отрезал Егор. — Поднимайтесь.

Воздух сгустился, стало труднее дышать. Рядом с близнецами выросла тень, и Свирин выхватил пистолет.

* * *

Пичугина, казалось, не услышала Инну: обхватив дрожащее тело руками, она завороженно глядела в полумрак за разбитым окном.

— Лариса, где дети? — Инна повторила вопрос.

Пичугина повернулась к ней и неожиданно ласково сказала:

— Извини, что я сорвалась на тебя в бараке. Я ведь сразу поняла, что ты одна из них. Как Миша и Таня.

Инна отпрянула от женщины, пораженная ее словами.

— У вас, детдомовских, взгляд особенный. — Пичугина грустно улыбнулась. — Вы как будто хотите любви, но боитесь ее.

Инна оторопела: каким образом Лариса узнала ее главный секрет? Она не успела спросить: снизу раздался детский визг. Пичугина оцепенела от ужаса, и Инна, оставив ее в комнате, бросилась по лестнице на первый этаж. Колотилось сердце, срывалось дыхание: Инна не могла допустить, чтобы с близнецами случилась беда.

Снова вопли — кричали из подвала! Инна спустилась в закуток под лестницей (она помнила каждый уголок в старом детдоме) и нашла дверь.

Скрипнули ржавые петли, пахнуло плесенью, ударило мраком в глаза. Фонарик на телефоне высветил близнецов, визжащих в углу. Луч опустился ниже: на полу распластался Свирин. Над ним сгорбилась темная фигура, похожая на гигантского дикообраза. Косматый монстр, придавив Егора коленом, волосатой лапищей душил его за горло, а вторую руку проталкивал в распахнутый рот полицейского, не давая ему дышать. Свирин содрогался в предсмертных спазмах, даже не пытаясь сбросить душегуба.

— Прекрати! — рявкнула Инна. — Оставь его!

Массивная голова монстра медленно повернулась на голос. Нечесаные патлы, опускавшиеся до самой шеи, скрывали глаза Опекуна, но Инна знала, что он ее видит. Прошли годы с момента их последней встречи, но чудовище помнило Инну.

Монстр послушался: ослабил хватку, вынул лапу изо рта Егора. Поднялся и бесшумно растворился во мраке, обступившем дрожащий пятачок света.

Инна подбежала к Свирину. Его налитые кровью глаза остановились на ней. Он прохрипел — и замер, так и не сделав последний вдох. Инна заплакала, сжимая обмякшую руку Егора. Слезы капали на его лицо, смешивались с розовой пеной на губах и подбородке. Близнецы, замолкнув, наблюдали за Инной из темного угла.

— Мы не хотели, чтобы он умер, — прохныкал Миша. — Он выхватил пистолет, хотел нас забрать