Волков вздохнул. «Быстрее бы уже на войну».

Глава 3

Думал он недолго. Здоровье его со временем лучше не становилось. Боль в ноге отпускала, лишь когда Волков в кресле у камина сидел, а уж за пять дней в седле ногу ему вывернет так, что потом на нее наступить целый день будет невозможно. Поэтому коня он, конечно, взял, даже двух хороших коней, но поехал в роскошной карете Бригитт. Хотел монаха, брата Ипполита, с собой захватить, да передумал. Мало ли что с младенцем приключится или с беременной женой, пусть лучше хороший лекарь при них останется. Поехал с офицерами и ближним выездом: Максимилианом, Увальнем, фон Клаузевицем и молодым Гренером, – и еще взял полдюжины проворных солдат из людей Бертье.

Даже сравнивать нельзя путешествие в карете и верхом. В карете Волков все время спал, а когда высыпался, то ел да смотрел в окно. Но карета, что ни говори, едет медленнее верхового, даже пусть в нее и впряжена четверка хороших коней. В общем, чтобы не опоздать к намеченному сроку и успеть на военный совет, в Ланн не заезжали, а, проехав мимо него вечером, отправились дальше на северо-восток – к Нойнсбургу.

Все бы ничего, но чувствовал Волков беспокойство. Конечно, из-за дел домашних. Оставил трех женщин дома, и женщины те все были друг на друга злы. И в этой злобе даже редкая разумность госпожи Ланге меркла, застилаемая ее неприязнью к графине. Графиня повадками своими была чересчур резка и требовательна. И даже, казалось бы, непримиримые в своей неприязни друг к другу Бригитт и Элеонора Августа примирились, чтобы вместе не любить Брунхильду. Уезжая, он долго говорил с Бригитт о делах поместья и особенно о том, что «племянник» ему очень дорог и чтобы Бригитт не смела ничего делать назло графине. И конечно же, она, склоняясь в низком реверансе, это ему обещала. Но, зная ее подлый и упрямый характер, кавалер не верил ни единому слову. И поэтому он еще поговорил с монахиней, просил ее, чтобы она хранила мир в доме и пресекала распри. Мать Амелия его выслушала с лицом весьма недовольным и сказала:

– Уж как получится. Но я по монастырю вам скажу, господин, что даже в монастыре, где есть непререкаемый авторитет аббатисы, бабьи склоки нескончаемы. А уж тут…

– Пресекай распри, мать, и следи, чтобы у моей жены все было в порядке.

– Молитесь, господин, – лишь отвечала монахиня.

Он и молился… когда не забывал.

Хотел приехать в Нойнсбург накануне совета, а прибыл ровно в нужный день. Крепкий то был городишко. Не Ланн, конечно, и не Вильбург, даже меньше Малена, но уж стены, глубокие рвы с водой, ворота, мосты и новомодные бастионы – все в нем было новое и крепкое, все говорило о том, что этот город готов увидать под своими стенами врагов. И это немудрено: еще день пути на северо-восток – и начинались земли еретических князей Экссонских, князей, что были богаче императора.

Хорошо, что совет оказался назначен на послеобеденное время. Волков надел самую дорогую свою шубу, дорогой колет глубокого синего цвета, берет черного бархата, серебряную цепь с гербом курфюрста Ребенрее, что тот ему жаловал за дело в Хоккенхайме. Перчатки черной замши и черные мягкие сапоги завершали его костюм. Так и приехал он к малому городскому замку на улице Жестянщиков, где и проходил совет.

– Как прикажете доложить о вас? – спросил их сержант-привратник.

Максимилиан уже хотел кричать: «Рыцарь Божий Иероним Фолькоф…» – и так далее по списку, но Волков остановил его жестом и сам сказал:

– Доложи, что приехал полковник Фолькоф.

И минуты не прошло, как ворота замка раскрылись. Кавалер со всеми своими офицерами въехал на небольшой двор, где из-за оседланных лошадей уже почти не было места. Прибывших тут же звали внутрь замка.

В большой приемной зале уже собралось не менее двадцати человек. Одного взгляда на них кавалеру хватило, чтобы понять, что это все люд военный. Волкова, Брюнхвальда, Роху и всех молодых господ из выезда, что были с ним, никто никому не представлял. Здесь все проходило по-военному, без церемоний. Просто когда они входили в залу, люди им молча кланялись и Волков с сопровождающими в ответ молча кланялись всем.

И тут послышался высокий, совсем не старческий голос, который кавалер сразу узнал. По паркету залы чуть шаркающей походкой шел высокий, худой, совсем седой старик. Волков помнил его высокий голос, который совершенно не изменился. Это и был маршал фон Бок. Старик сразу приблизился к кавалеру, остановился в паре шагов.

– Значит, вы и есть тот кавалер Фолькоф, которого мне так рекомендовали взять с собой?

Что-то было в этой фразе такое, что хоть и не сразу, но не понравилось Волкову. Кажется, старик подчеркивал, что он мог бы обойтись и без Волкова, но раз уж ему его навязали, то ладно, так и быть, возьмет.

Кавалер низко поклонился.

– Полковник Фолькоф к вашим услугам, господин маршал.

– Полковник? – спросил фон Бок, внимательно глядя на Волкова. – Георг, тебе говорили, что кавалер еще и полковник?

Георг фон Беренштайн. Ну конечно, вечный спутник и вечный заместитель фон Бока, как же без него. Он подошел вслед за маршалом и сказал:

– Нет, мне ничего не известно о звании кавалера.

Волков как будто знал, что такое может произойти, он полез к себе в шубу, достал оттуда великолепный полковничий патент и с поклоном передал его Беренштайну. Тот развернул, быстро прочел и показал его фон Боку.

– Ах вот как. Прекрасно, прекрасно… И почем же вы его купили?

– Был награжден им за заслуги, – ответил кавалер и опять поклонился.

– Ах да… Припоминаю, припоминаю… У вас была, кажется, пара драк с какими-то там горными разбойниками… – продолжал маршал. – Об этом говорили. Но неужели теперь за это император дарует такие чины?

– Не мне обсуждать решения императора, – Волков был сдержан и скромен, – но я рад, что оказался удостоен такой чести.

– Конечно, конечно. И не мне тоже обсуждать решения его императорского величества, – быстро согласился фон Бок. – Полковник – значит полковник.

Фон Беренштайн вернул кавалеру патент, а тот хотел было представить своих офицеров и уже начал:

– Господин маршал, это мой заместитель капитан-лейтенант…

– Потом, все потом, – оборвал его фон Бок. – Беренштайн потом запишет ваших офицеров в приказы. А сейчас, господа, прошу всех за стол, пора начинать, раз все в сборе.

Все стали рассаживаться за длинный стол согласно указаниям фон Беренштайна.

– Отчего же вы не сказали, что командовать нами будет фон Бок? – с укором спрашивал у кавалера Брюнхвальд.