– Неужели кто-то решил объявиться? – встречает меня Аддерли. – Я уж и не ждала.

Я подхожу к чемодану и достаю оттуда сухие вещи, пропуская мимо ушей обращение Ванессы. Удивляюсь самой себе, когда в зеркале замечаю улыбку, будто закрепившуюся навсегда на моем лице.

– Сияешь. Не с моим ли братцем время проводила?

Я горю от стыда. Одежда сейчас словно высохнет на мне от жара.

– Ванесса, пожалуйста, не смущай.

– Значит, с ним, – заключает она, – хотя у меня был еще один вариант: Маккой, или как там его зовут?

При упоминании Эванса мои глаза выкатываются из орбит. Во-первых, я, подобно слабачке, сбежала от него. А во-вторых…

– Какой сегодня день? – спрашиваю я Аддерли в надежде услышать «четверг».

– С утра была пятница. А что?

В своей голове я ругаюсь так громко, как только могу. Судорожно хватаю вещи и на бегу забираю фен в ванную.

Пятница! Маккой представляет проект! Я обязана быть рядом в этот важный момент. Ох уж этот сумасшедший день, выбивший меня из колеи! И как только я могла забыть о выступлении Эванса?

Трясу головой. Ничего, я успею. Кидаю взгляд на часы. Сколько осталось до начала? Пятнадцать минут? Я никогда не опаздывала. Неужели сегодня это произойдет?

Нет! Маккой, дождись меня!

Глава 27

Наши сердца не бились в унисон

Я бегу по лестнице наверх, поднимаясь на третий этаж. Главное здание изнутри кажется огромным. Яркий свет неприятно режет глаза, а под ложечкой противно сосет. Маккой ждет меня. Он рассказывал о своем предстоящем выступлении с таким энтузиазмом, что я просто обязана там побывать. Сама понимаю: выступать перед публикой нелегко. Могу привести в пример то, как меня буквально затравили, когда я, читая стихи, запнулась из-за нарастающего страха. Конечно, людям было легче высмеять, нежели помочь. Глупо, но факт.

– Девушка, вы куда? – останавливает меня женщина средних лет у двери в зал.

– Мне нужно пройти на презентацию, – запыхавшись, медленно проговариваю я, параллельно пытаясь отдышаться.

Я едва сдерживаю себя, чтобы не согнуться пополам и не закашляться. После того как я прекратила пробежки с Дареном, мое физическое состояние заметно ухудшилось. От нагрузок я страшно потею, а тело потеряло форму. Одышка явно намекает на то, что надо снова заняться спортом.

Женщина устало потирает глаза, поправляя круглые очки в оправе ядовито-желтого цвета, впивающиеся в ее переносицу слишком сильно: на носу появился бордовый след. Она касается ручки двери, но не спешит открывать.

– Что-то не так? – Я хмурю брови.

Сейчас мне не до шуток. Я должна попасть внутрь, и меня от цели отделяет какая-то одна чертова дверь.

– Вы опоздали. Ученик уже начал свой рассказ. Я не могу впустить вас. – Она безразлично бросает мне эти слова, и я удивленно таращусь на нее.

– Что, простите? – Раздражаясь, повышаю голос. – Это еще почему?

Чувствую, как зуд постепенно распространяется по ногам. Мне становится хуже. Малиновый комбинезон прилип к телу за то время, пока я бежала, а волосы, которые я долго сушила, снова предательски превратились в мокрую лапшу. Ладно, плевать. Я готова разнести все на своем пути, лишь бы пробраться к Эвансу.

– Ваш приход может отвлечь ученика. Он прервется и потеряет нить мыслей, – изрекает она с таким высокомерным тоном, что тошнота подступает к горлу.

Я надменно смотрю на нее и хватаю ручку двери сама. Резко распахиваю ее, и женщина на секунду выпадает из реальности. Ее внимание теряется, а очки спадают. Я со всех ног вбегаю в зал.

Маккой стоит у сцены, готовясь к своему выходу. Так эта высокомерная особа мне еще и наврала, что он уже начал!

Ученики оборачиваются на громкий звук захлопывающейся двери, и я проклинаю свою неуклюжесть. Эванс тоже поворачивает голову и находит в толпе меня. Уголки его губ приподнимаются, и он кивает, словно выражая мне свою благодарность. Я прохожу ближе и занимаю место во втором ряду актового зала. Выдыхаю, когда окончательно привожу сердцебиение в порядок и понимаю, что та женщина не увязалась за мной. Меньше суеты, меньше проблем.

Эванс осторожно подмигивает мне, и я показываю ему поднятый вверх кулак, стараясь уверить его, что он выступит на все сто. Маккой словно принимает в голове мои мысли, как какое-то сообщение, улыбаясь.

На нем нет джинсовых ковбойских шорт, и я усмехаюсь. Эванс выбрал для презентации бежевые брюки спокойного оттенка и винного цвета пуловер. Мне нравится, как на нем смотрится бордовый оттенок. Он делает его статным, взрослым не по годам парнем.

Мужчина в строгом костюме встает рядом с Маккоем и своим прищуренным взглядом обводит всю аудиторию. Полной тишины добиться не выходит, ведь кто-то всегда будет разговаривать. Даже сейчас Эванса наверняка обсуждают.

Не дав Маккою сказать, мужчина говорит о том, как он рад видеть собравшихся в этом зале детей, а потом начинает объяснять все подробности происходящего. Эванс держится уверенно, стоит и ждет начала.

– А теперь предоставляю слово Маккою Эвансу из школы Марилебона, подготовившего для нас рассказ о влиянии психологических якорей на человека.

Мы погружаемся в атмосферу философии Маккоя, и с каждым словом Эванс завораживает зал все сильнее и сильнее. Кажется, уже никто не решается заговорить. Все зачарованно наблюдают за ритмичными жестами моего друга и внимают его словам. Внутри меня распирает гордость за него. Он держится максимально уверенно, и не возникает никаких вопросов, почему именно он стоит на этой сцене и представляет свой чудесный проект.

– А сейчас я расскажу о самой интересной части этой темы. Кто-нибудь слышал что-то о «якорении»? – спрашивает Маккой в микрофон.

Аудитория молчит, и я тоже не решаюсь высказаться. Пусть лучше Эванс объяснит нам все подробно, он это умеет.

– Якорение – это установление якоря. Не думайте, что только окружающие могут поставить его на вас, хотя это тоже частая ситуация. Человек способен приблизить вас к себе якорями, чтобы потом вам было трудно с ним расстаться. К примеру, когда вы смеетесь и чувствуете себя хорошо, ваш партнер гладит вас по макушке или спине, или, может, он берет вас за руку или делает какое-то выражение лица, которое вы подсознательно запоминаете. Если эти действия повторяются часто, ваш мозг запоминает это и воспринимает как рабочий механизм. Какие-то улыбки, прикосновения становятся необходимыми для вас, чтобы вы могли полной мере ощутить