Так проявлялся стресс, и Михаил, судя по всему, тоже находился в стрессе, и давно. Просто сорвался только на корпоративе…

И хорошо, что сорвался. Иначе они никогда не познакомились бы по-настоящему.

Глава 66

Михаил

Два часа дома у Оксаны пролетели быстро, как пять минут. И Алмазов даже оглянуться не успел, как его время закончилось. А ведь они даже до постели не добрались… просто ужинали и разговаривали. Михаил специально не хотел торопиться, чтобы Оксана не думала, будто он к ней только трахаться приезжает. Ни к чему это. У Оксаны и так наверняка всякие мысли жрут мозг, словно крысы зерно. Невозможно иначе, с таким-то прошлым Алмазова и наличием у него жены и детей.

Михаил собирался ухаживать за Оксаной. Нормально ухаживать, по-человечески, а не просто — приехал, поел, переспал, уехал. Пусть всё будет так, как должно быть, но у него никогда не было. Таня не считается, они были школьниками, и Михаил ухаживал за ней не как взрослый мужчина, а как подросток — стихи, поздние прогулки, в качестве самого дорогого подарка — хороший шоколад, единственное, на что хватало денег. Алмазов был искренен тогда, но сейчас даже вспоминать ничего не хотелось. Любые воспоминания о Тане вызывали тошноту и стыд. За себя и за неё — что не уберегли, потеряли…

— А я думала, ты на меня с порога набросишься, — призналась Оксана, когда он уже пошёл одеваться, чтобы ехать обратно к детям. И смущённо улыбнулась, заметив лукавый взгляд Алмазова.

— Вообще я хотел, — он шагнул вперёд, к ней, погладил по щеке и, наклонившись, ласково поцеловал в губы. — Но ты обещала пожарить мне картошку, а её я хотел ещё сильнее. И торт…

— Миша, — простонала Оксана, смеясь, и хлопнула его ладонью по плечу. — Обжора! Я так скоро буду думать, что ты ко мне как в ресторан приезжаешь!

— Договорились, завтра в настоящий ресторан пойдём, — кивнул Михаил, и Оксана замерла в удивлении, а потом вздохнула и поинтересовалась:

— Значит, ты всё-таки серьёзно насчёт поухаживать?..

— А ты думала, я шутил? Нет, Оксан. Хотя… честно тебе признаюсь, долго без тебя в своей постели я не продержусь. Неделю максимум.

— О, не сомневаюсь, — тут же съязвила она. — Вы, Михаил Борисович, ни в чём себя не ограничивали по крайней мере последние два года. Так что да — не продержитесь.

— Не ревнуй, Птичка. — Алмазов нашёл в себе силы улыбнуться и шутливо щёлкнул Оксану по носу, хотя, по правде говоря, её слова были ему неприятны. В целом-то она права, но… Не такой уж Михаил и развратник… — Не к кому там ревновать.

— Я не ревную, — возразила Оксана, надувшись, но Алмазов не стал её переубеждать. Чмокнул ещё раз, попрощался и вышел из квартиры.

На обратной дороге Михаилу пришлось объезжать пробку, возникшую из-за аварии, и домой он вернулся позже, чем планировал, — когда открывал дверь, на часах была уже половина одиннадцатого. Поэтому Алмазов немного удивился, обнаружив в прихожей до сих пор бодрствующую Машу, хоть и в пижаме.

— Машунь? Что-то случилось?

На самом деле можно было и не спрашивать — Михаил всё понял по одному только расстроенному виду дочери. Широкие чёрные брови нахмурены, в тёмно-карих глазах дрожат обиженные слёзы, губы поджаты — Маша выглядела так каждый раз после того, как её накручивала Таня. Иногда Алмазову казалось, что жена делает это специально, но он всё же надеялся, что нет.

— Мама плакала, — сообщила Маша, глядя на отца с вызовом. — Из-за тебя!

Михаил снял пальто, повесил его в шкаф, затем переобулся и только тогда ответил, подходя к дочери, но не пытаясь её обнять — знал, что всё равно вывернется. Слишком обижена.

Наверное, это был подходящий момент, чтобы объяснить происходящее, но Алмазов ясно видел: Маша сейчас не способна даже на каплю адекватности. Она не поймёт вообще ничего, зато истерику наверняка устроит знатную. Лучше говорить, когда дочь будет в более спокойном состоянии.

— Это она тебе сказала, Маш? Или ты просто сделала такой вывод? — поинтересовался Михаил, невольно подумав — заодно и проверим, пробила Таня очередное дно или нет.

— Мама ничего не говорила, — пробурчала девочка, воинственно сложив руки на груди. — Но я же не дура! О ком ещё она может плакать? Мы-то с Юрой её любим, а ты — нет! И на работе постоянно задерживаешься!

Значит, всё-таки не пробила. Что ж, хотя бы это радует.

— Пойдём-ка на кухню, Маш. Сделаю тебе какао.

— Я не хочу какао! — возразил ребёнок, но немного неуверенно — потому что этот напиток Маша на самом деле обожала. Но последнее время почти не пила, худела же. — И вообще мне его нельзя.

— Иногда можно. Пойдём-пойдём.

По правде говоря, Михаил уже тысячу лет ничего не варил, но когда-то какао у него получалось вкусным, а мастерство, говорят, не пропьёшь. Справится как-нибудь.

Через несколько минут Алмазов сделал какао и Маше, и себе — за компанию, не просто же так за столом сидеть, — и сказал, когда дочка, за эти минуты немного приободрившаяся, сделала первый глоток:

— Маш, только честно — когда мама готовит, у неё всегда и всё получается за то же время, что указано в книжке или на сайтах, откуда она берёт рецепты?

— Нет, конечно! — удивился ребёнок. — Ты что, пап. По-разному бывает. Особенно если мама первый раз готовит.

— Ну вот видишь, — улыбнулся Михаил, стараясь говорить мягче. — А ведь это тоже работа, примерно такая же, как и моя. И у меня бывает по-разному. И я не всегда укладываюсь в рабочий день, поэтому задерживаюсь. Понимаешь?

Маша насупилась. Он видел, что дочь поняла, но… не могла же она признать это так быстро! Не-е-ет, мы ещё повоюем.

— Тогда почему мама плакала?!

— Я не знаю, — ответил Михаил чистую правду. Он не знал, какие мысли бродят в голове у Тани, да и знать, честно говоря, давно уже не хотел. — Спроси об этом у неё, может, она ответит. А может, и нет. Может, это слишком личное, Машунь, и мама не захочет, чтобы кто-то ещё знал причину.

— А так бывает? — усомнилась Маша, и Алмазов кивнул.

— Конечно, бывает. Давай, допивай какао, и я отведу тебя наверх. Спать давно пора, тебе завтра в школу, а ты ни в одном глазу.

— Я не могу спать, если мама плачет, — вновь насупилась дочь. — Она украдкой, но я видела.

— То, что ты не спишь, маме никак не поможет. Даже наоборот,