Шрифт:
Закладка:
«А возражал, сопротивлялся и даже шел на поводу», — с укоризной подумал Иван Фомич про совсем сникшего директора.
— Вы свободны, можете идти, — вежливо сказал он Алексею Александровичу, и тот быстро-быстро стушевался и исчез.
Пафнюков сел за большой письменный стол и осмотрелся. Все было на месте: телефоны, дырокол, бумага и толстые цветные карандаши для резолюций. Иван Фомич любовно глянул на отточенный красный грифель и подвинул карандаш поближе. Затем его озаботила одна мысль, и он вдруг засомневался. Подумал немного и нажал кнопку вызова секретаря.
Дверь отворилась, и на пороге возникла Розалия Борисовна. Он уставился на нее и с радостью заметил, что она, как и директор, сокращается в размерах.
— Что случилось, Иван Фомич?
— Я… ээ, там меня никто не ждет?
— Нет. Я бы доложила.
— Ну спасибо. Идите.
«Уменьшает! — весело удивился он. — Вот те на!»
С этого момента, когда ему не нравился человек, Иван Фомич говорил про себя: «Дай-ка, брат, я тебя уменьшу», — и уменьшал. А рассердившись, вообще сводил человека на нет. Тот как бы испарялся, обращался в нуль, не оставляя даже запаха тройного одеколона.
Великолепная пора настала для Ивана Фомича! С нормальными людьми ему не приходилось встречаться. Вокруг робко двигались уменьшенные модели мужчин и женщин. Они были очень старательны и исполнительны. Но Иван Фомич хотел большего.
— Нужна система, — говорил он жене, на которую смотрел сквозь специальные очки. Уменьшать жену не было никакого резона, хотя иногда во гневе Иван Фомич все же использовал частичное кратковременное уменьшение. — Всякое там творчество, свободный поиск, что покойник Орт насаждал, роскошь не по нашему карману. Нужна железная дисциплина и автоматическая система. Люди должны знать четко очерченный круг обязанностей, добросовестно и честно выполнять свой долг. Все дело в правильной организации труда, в системе…
Иван Фомич принялся насаждать свою систему в Институте физики вакуума с необычайным рвением. Сначала было проведено общеинститутское собрание, где Иван Фомич прочел доклад под названием «Внедрение системы в научную работу». Все отнеслись одобрительно к мероприятиям нового директора. Правда, по глазам некоторых уменьшенных сотрудников, сидевших в первых рядах, Иван Фомич видел, что они не согласны и даже позволяют себе иронизировать. Иван Фомич рассердился и хотел было их совсем уменьшить, но его глаза не могли надолго оторваться от текста, а за это время сотрудники успевали увеличиться до прежних нормальных размеров. Это досадное обстоятельство Иван Фомич компенсировал в конце доклада, когда во гневе чуть было не свел к нулю всех слушающих его сотрудников. Однако вовремя спохватился, так как выступать перед пустой аудиторией не имело смысла.
Затем были заказаны, красочно выполнены и развешаны по всем коридорам и вестибюлям плакаты, прославляющие Систему (о ней уже говорили с большой буквы, а некоторые в письменных сообщениях и докладах добавляли к слову «Система» фамилию Ивана Фомича. Ему это нравилось, но он считал подобное словосочетание несколько преждевременным).
Время шло. Пафнюков усиленно трудился. Возвращался он домой за полночь, усталый и счастливый, чем давал повод жене для разнообразных подозрений. Впрочем, что жена! Разве она могла понять и оценить титанический труд Ивана Фомича? Ей, видите ли, что-то там казалось… Ему же не кажется. Человеку, который твердо знает, не кажется. А он знал и стоял на своем. И даже иногда, когда оставался один в кабинете, похрюкивал и повизгивал от восторга.
На отчетных производственных вечеринках сотрудники пели:
«Стройными рядами мы идем в Систему,
Разрабатывать, внедрять актуальнейшую тему!»
Иван Фомич принимал участие в этих безалкогольных сборищах, снисходительно выпивал стакан чаю и не забывал уменьшать особо речистых сотрудников. Конкуренции он не терпел даже на молекулярном уровне.
И все же Иван Фомич не ведал покоя. Не то чтобы в сердце прокралась какая-то неуверенность или сомнение. Нет, упаси боже! Все было ясно для Ивана Фомича: и цель и пути к ней. Кстати, он уже получил одобрение от высшей инстанции. Пока только устное, по телефону, но вскоре можно было ожидать и личного появления кое-кого. С трепетом и проникновением, даже с некоторым сладким ужасом — правда, тщательно подавляемым — ожидал он появления начальствующего лица. Но об этом потом.
И все же что-то тревожило Ивана Фомича. Он долго не мог разобраться, откуда это идет. Как будто комар носа не подточит…
Ровно в девять часов сотрудники приходили на работу и тут же принимались выполнять совершенно ясные задания. От 12:30 до 13:00 они обедали, а в четыре кончался рабочий день. Каждый человек в институте, начиная с уборщицы и кончая заместителем по научной части (им теперь стал бывший директор Алексей Александрович), знал, что, как и в каком объеме он должен сделать в течение рабочего дня.
Ровно в девять часов раздавался первый телефонный звонок. Звонили из отдела снабжения и спрашивали, можно ли жидкий азот отпускать по накладной № 13 или обязательно нужно использовать только форму № 9, предложенную лично им. Иван Фомич давал разъяснения.
Затем звонили со стендовой установки, откуда отправляли станок в ремонт. Спрашивали указаний Ивана Фомича, на какую машину грузить. Новый директор запретил бесконтрольное использование грузовых автомобилей. Иван Фомич растолковывал непонятливому кладовщику порядок использования транспорта.
Потом звонил Доркин и уточнял план. Он занимался этим уже полгода, и хотя вроде все было ясно, ему требовалась, в соответствии с приказом директора, санкция Ивана Фомича. Он хотел переместить исполнителя из подпункта «Г» в пункт «Б». Иван Фомич милостиво разрешал перемещение сотрудника. Затем в кабинет начал просачиваться ширящийся людской поток с различными вопросами и просьбами. Приходили доктора, кандидаты, лаборанты и механики. Приходили из профкома, канцелярии, АХО, машбюро, охраны и даже от пожарников.
Удивительно, какой сумбур вызывали в головах у людей простые, очевидные вещи!
Иван Фомич приказывал, повелевал, внушал, убеждал, назидал и, конечно, уменьшал, потому что не мог видеть этот раздираемый сомнениями человеческий водопад в нормальных масштабах.
К вечеру Иван Фомич безумно уставал. Уставал и обижался. Как же так получается? Он создал Систему, чтобы она работала, а вместо этого приходится работать ему. Обидно и даже возмутительно. Такого коварства от Системы он не ждал.
«Слишком я их разболтал, — думал он, — позволяю сомневаться. Нужно давать выговоры за колебания перед очевидным решением». Ему стало легче. И он решил с завтрашнего же дня начать ожесточение. Но, к великому сожалению, не успел, так как вскоре последовал телефонный