походило на сон, совершенно ясно, что Мильч не спал, но он все же устроил проверку. Ущипнул себя, ударил локтем по перилам, надавил глазное яблоко. От щипка стало больно, в локте рассыпались тысячи иголок, а эксперимент с глазом окончился безуспешно из-за темноты: трудно было различить, двоятся ли предметы или сохраняется присущее галлюцинациям статус-кво.

Сзади послышались шаги. Мильч оглянулся. Солнечный. Он был не один, рядом с ним шла тоненькая девушка.

— Чего же вы ждете? Идите вниз.

Мильч осторожно спустился вперед по наклонному полу. Солнечный и девушка следовали за ним. Оказались в зале. При их появлении серые фигуры на полу и у стен зашевелились. Сонные движения, шорох, покашливание. Все это напоминало рассветный час на вокзале, когда заспанные пассажиры готовятся к посадке. Зевки, потягивание, приглушенные голоса.

Вспыхнул свет, яркий, неожиданный, словно разорвалась бомба.

— Начинаем, начинаем! — закричал Солнечный.

Он уже стоял у стола, покрытого темно-зеленым сукном, в руках у него был молоток; рядом сидели такие же как он, седоватые мужчины. Бумаги, папки, графины с водой. Вполне деловая атмосфера. Рабочая обстановка настоящего аукциона.

Серые тени рядом с Мильчем претерпели чудесное превращение. Они обрели живые человеческие лица, внимательные, заинтересованные глаза, возраст, положение, характер. Их оказалось довольно много. Тоненькая девушка рядом с Мильчем была нежной блондинкой лет семнадцати. Чуть дальше стоял пожилой мужчина в очках — должно быть, научный работник или коммерческий директор солидного предприятия. Были здесь и несколько пенсионеров и два-три школьника. Казалось, что в этом зале собрались представители всех общественных и возрастных групп населения. Вон работяга — должно быть, строитель, в заляпанной известкой спецовке. А это не то манекенщица, не то артистка.

Только о себе Мильч не смог бы сказать, кого он здесь представляет. Вероятно, это не имело значения, так как никто друг на друга не смотрел. Все взоры были устремлены вперед, к зеленому столу, за которым начиналось великое таинство продажи. Солнечный между тем говорил что-то не очень понятное. Во всяком случае, Мильчу показалось, что выступавший не внес ясности в процедуру предстоящего аукциона. А Мильчу очень хотелось ясности. Всерьез ли все это? И на каком основании? Какую организацию представляет Солнечный? Кто разрешил? Мильч хорошо знал, что не может быть такого крупного мероприятия, как этот аукцион, без соответствующей постановляющей бумаги. Должны были и в газетах писать, но Мильч газет не читал. Сложная получилась ситуация.

Мильча грыз червь сомнения, и очевидно, не его одного. Девушка рядом сказала:

— Стульев нет, и посидеть негде. Странное сборище.

«При чем тут стулья? — подумал Мильч. — Дело не в стульях, хотя и стулья — это тоже фактик. На всех приличных аукционах не то что стулья, а глубокие, вместительные кресла полагаются. Там к покупателю с уважением относятся». Мильч был уверен, что кресла на аукционе просто необходимы. Впрочем, сам он никогда еще в аукционах не участвовал.

— До сих пор, — продолжал философствовать Солнечный, — между вещью и ее будущим владельцем существовал определенный активационный барьер в виде цены. Преодолеть этот барьер могли только те, овеществленный труд которых равнялся или превышал указанную цену. Наш же Большой аукцион основан на совершенно иных принципах. Мы убираем денежную границу между покупателем и вещью, как категорию гносеологическую и в значительной мере себя изжившую. Но взамен мы вводим другой барьер, тоже определенным образом связанный со стоимостью предмета; хотя, как нам кажется, более органичный и более, как бы это вам сказать…

Он повертел рукой в воздухе. Зал напряженно молча слушал.

— …приближенный к натуре человека. Критерием приобретения на нашем Аукционе является желание. Успехи нейрофизиологии сделали возможным оценивать желание в конкретных единицах, которые мы условно назвали желами. Жел — это производное от слова «желание». Сила желания измеряется специальным прибором — желометром. Макс Петрович, продемонстрируйте, пожалуйста!

Макс Петрович — лысый, сгорбленный, в старческих веснушках, которые были видны даже с конца зала, где стоял Мильч, — выкатил откуда-то из-за сцены нечто вроде пушки на длиннющем лафете. По бокам ее торчали два раструба, похожие на уличные репродукторы времен первых пятилеток.

— Вот это, — хрипло сказал Макс Петрович и похлопал по раструбу, — мы направляем на покупателя, а вот это — на объект, предмет купли-продажи, так сказать. И… регистрируем. В желах, значит.

— Это «вот это», как тяни-толкай, — сказал кто-то из зала.

Мильч засмеялся.

— Желуди не деньги, у соседа не занимать, — заметил маляр.

— Тихо, товарищи! — закричал Солнечный, поднимая руки над головой. — Наш Аукцион экспериментальный, нужна строгая дисциплина. Аппарат проверен только в лабораторных условиях, а посему соблюдайте осторожность. Каждый из вас получит проводок, который нужно закрепить на локте левой руки. Проводок пронумерован. Желометр показывает силу желания по максимальной величине, соответствующий номер вы увидите на этом экране.

Солнечный указал на круглый зеленоватый экран в глубине сцены.

— Сейчас мы начнем показ экспонатов. Приготовьтесь. Купит тот, кто сильнее хочет купить. Желайте, друзья!

Какой-то шустрый молодой человек протянул Мильчу конец тоненькой проволочки с металлической пластинкой. На ней стояла цифра «13». «Везет же!» — подумал Мильч. Он закатал рукав и приклеил пластинку на сгибе локтя.

«В сущности, весь этот Аукцион дикая бессмыслица, — размышлял Мильч. — Желание не может служить эквивалентом стоимости. Это чушь и дичь! Самые необузданные желания у лентяев и бездельников. Богатым окажется тот, кто не умеет и не любит работать».

Мильч не был самокритичен. Что поделаешь, таковы люди. Наше судейское жало направлено острием в сторону соседа. И это естественно. В противном случае мы бы умирали еще при рождении.

— Роберт, помогите мне подвязать эту дурацкую проволоку, — услышал он над ухом мелодичный голосок соседки.

Откуда она знает его имя? Мильч посмотрел на девушку; та с видом старой знакомой протягивала ему руку.

— Вы меня знаете?

— Здесь все друг друга знают. Мы же все бронтозавры — последние стяжатели.

Еще чего недоставало! Мильч нахмурился, но больше расспрашивать не стал.

В это время на сцену двое рабочих стали выносить вещи, предназначенные к распродаже. Роберт как во сне смотрел на связки черно-бурых лисиц, манто, костюмы, меховые шапки, расшитые золотыми драконами халаты, все это мелькало перед зрителями, словно кадры дешевого кинофильма.

— Эй, начальство! Не мельтешите, мы не успеваем!

— А вы не торопитесь. Это еще не аукцион, а эмоциональная зарядка, вы должны внутренне подготовиться к акту максимального желания, — снисходительно разъяснил сидевший рядом с Солнечным человек, похожий на официанта.

Когда груда вещей в углу сцены превысила человеческий рост, Солнечный встал и стукнул молотком. Свет в зале погас, освещенной осталась только сцена, где показывали вещи, да зеленый экран, на котором выплясывали жирные