парня: с ясными глазами и чарующей полуулыбкой. Образ Сима, по которому я уже успела соскучиться и, даже несмотря на ожидающий меня выговор, все бы отдала, только бы увидеть его и желательно немедленно.

Но Макс молчит.

Перед тем как идти в душ, я проверила телефон, пропущенных звонков нет и сообщений тоже. Может быть, тоже отсыпается? Может быть, ждет момент и вечером, как тогда, перед сборами, заберется ко мне в спальню?

От мыслей о том, что он снова здесь, в моей комнате, так близко-близко, по спине вдоль позвоночника стройными рядами побежали взбунтовавшиеся мурашки, приподнимая волоски на руках. В груди заполыхал настоящий пожар, а от макушки и все ниже потекло вязкое и сладкое чувство желания, заставляя меня прикусить губу и переключить воду на ледяную, а потом и вовсе выскочить из душа, как ошпаренную.

Бросив взгляд в запотевшее зеркало, вижу непривычную себя. Раскрасневшуюся, возбужденную, со сбившимся дыханием. Опасные мысли в опасном месте.

Долго не задерживаясь в ванной, я собираю влажные волосы в небрежный пучок и, натянув простые леггинсы с белой хлопковой футболкой, выхожу из спальни. С кухни слышатся голоса родителей, что-то бурно, но шепотом обсуждающих.

Я замираю на лестнице, прислушиваясь.

— Ты же знаешь Макса, — вздыхает мама. — Он парень с характером.

— Собственно, кого еще стоило ожидать у Лии с Артемом, они оба упрямые, — смеется папа.

— Ну да, от осинки, как говорится… Вот только зря Артем так. Макс у них далеко не плохой парень: спортом занимается, школа с золотой медалью, диплом без пяти минут красный в кармане, сам себя обеспечивает с ранних лет, да можно бесконечно перечислять на самом деле.

— Я думаю, Стельмах это тоже понимает, — примирительно говорит отец.

Похоже, Макс снова повздорил с отцом. Что, интересно, случилось на это раз?

— Тогда что у них постоянно за ссоры? — не унимается мама, допытываясь. — Особенно в последнее время, ты не заметил? Такое ощущение, будто между ними кошка пробежала.

— Стельмах всегда был жестким, Кати, — говорит па, а имя мамы из его уст звучит так нежно и трепетно. — И в бизнесе, и в жизни. Он требовал полного подчинения и дисциплины от своих работников. Только Лия его и смогла смягчить и чуть перевоспитать.

— И тем не менее, девчонкам у них все сходило с рук, он был с ними мягче.

— Это дочери. А вот Макс — наследник, у них целый цветник, и кто-то же должен будет взять ответственность за сестер и мать, случись вдруг что.

Помнится, Симу я как-то говорила то же самое.

— Артем просто переживает, детка, — продолжает папа, а от этого его фирменного к маме “детка” щеки снова начинают алеть от смущения. Это звучит так… интимно и волнующе, что можно только позавидовать им. Столько лет вместе, а огонь до сих пор горит в глазах, когда смотрят друг на друга. — Тем более, Макс вырос уже. Год, и он уедет. Начнет самостоятельную жизнь, подпишет контракт с клубом и с головой уйдет в футбол. Контролировать его уже будет сложнее, и в бизнес парень уходить совершенно не намерен.

Слова отца об отъезде Макса тупой болью в сердце напомнили о том, как все зыбко в наших… отношениях. В том, что происходит между нами и чему мы до сих пор так и не дали конкретного определения. Я знаю, чувствую, что небезразлична Симу, но что-то говорить или обозначать он не спешит. Будто дает себе возможность к “отступлению”.

Так, нет, прочь хандру! Все будет хорошо и даже лучше! А сейчас нужно выяснить, что случилось с Максом и где вообще он?

Торопливо сбегаю по ступенькам, как можно сильнее топая, чтобы оповестить предков о своем приближении и вхожу на кухню с улыбкой:

— Вы о чем? Привет! — целую маму, суетящуюся у плиты, в щечку и тут же попадаю в крепкие объятия папы, что сидит тут же неподалеку с ноутбуком и, видимо, по своему обычаю, работает, четко контролируя процесс готовки ужина.

— А вот и наша засоня, — щелкает по носу папа, — спать не устала? — спрашивает, заставляя неловко поежиться. Не люблю им врать. Совсем.

— Видимо, усталость накопилась за неделю, — говорю я, плавно съезжая с темы. — Так что стряслось?

— Да мужская половина семьи Стельмахов опять переругалась, — бросает ма взгляд через плечо. Цепкий такой, внимательный.

— И что опять натворил Сим? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал безразлично. И кажется, мне это удается.

— Все как обычно, парень живет своей жизнью, — вздыхает па.

— А поподробней?

— Он, оказывается, еще вчера вернулся в город. Ничего никому не сказав, уехал из расположения сборной. Там в руководстве его за это по головке не погладят точно и таких “выкрутасов” они, как правило, не прощают. Чудо, что еще и штраф не впаяли.

— А могут? — кажется, мой голос просел от шока. Значит, он из-за меня… сбежал? Бросил все и улетел в Москву? Причем еще до того, как я позвонила. Переживал, испугался, почувствовал? Дура, Летта.

— Могут. Но Артем все уладил, — говорит мама, накрывая кастрюлю крышкой и оборачиваясь к нам. — И все бы ничего…

— Если бы Макс не налетел вчера ночью на парочку серьезных штрафов, — подхватывает папа, а меня изнутри обдает холодом. — Вплоть до лишения прав. Уж не знаю, куда он так гнал по городу, но Стельмах был в бешенстве, когда ему об этом любезно “донесли”.

— И… и что? Права, их… забрали?

— Нет, тут тоже пришлось Артему вмешаться. Так что его тоже можно понять.

— И все равно, — качает мама головой, смотря на мужа непреклонно, — я уверена, значит, у него на это были веские причины. И Лия тоже на стороне сына. Не похож он на раздолбая, который не осознает весь масштаб возможных последствий. Тем более, когда вопрос касается футбола и Л… — начала да тут же осеклась ма, резко замолкая.

Неужели она что-то знает? Неужели Макс ей что-то рассказал?

Виноватой я себя теперь почувствовала в тысячи раз сильнее, и кажется, заполыхали даже уши от стыда. Из-за меня Макс проигнорировал футбол, чуть не лишился прав, и ко всему прочему поругался с отцом, которому он, естественно, не стал рассказывать настоящую причину всех своих проблем. Знаю, что отца Сим любит неимоверно, у них какая-то особая связь. Но оттого и ссоры с ним для парня болезненней в тысячи раз.

Эх, что же я только одни проблемы ему доставляю!

Точно вредина.

Хватаю со стола морковку, только чтобы чем-то занять рот и не взболтнуть, что во всем виновата я.

— В конец концов он в свои двадцать четыре