Шрифт:
Закладка:
— Поймал! — вкрадчивым голосом произнёс я, чувствуя, как бешеным галопом мчится по артериям и венам адреналин.
Дёрнув её руку резко вниз, вырывая из своего живота, я параллельно амплитудно качнулся вперёд и в следующую секунду мой лоб врезался во что-то мягкое и я услышал сначала треск сломавшейся маски, а потом хруст раздробленной носовой перегородки. Вот только даже после такого она осталась невидимой и неслышимой, хотя маги теряли концентрацию и не могли использовать свои силы и при куда меньших повреждениях.
И лишь по колебаниям воздуха и небольшому смещению положения её тела, отброшенного назад ударом в лицо, я понял что нужно уворачиваться снова. На этот раз всё, что я успел — это отдёрнуть голову назад, чтобы кинжал не вонзился мне в ухо.
Вместо этого лезвие, будто в отместку за разбитый нос хозяйки, чиркнуло меня по лицу, отсекая часть маски, перерубая почти напополам носовой хрящ и оставляя кончик носа болтаться на тоненьких кусочках плоти по бокам.
Вскинув левую руку, я успел схватить ассасиншу за правое предплечье. Теперь обе её руки были у меня в захвате, однако отступать она, похоже, не собиралась. Я ощутил резкий рывок — она вскинула колено и ударила по левому кинжалу, повторно вгоняя его в моё тело. На этот раз удар пришёлся чуть сбоку от солнечного сплетения, делая ещё одну дырку и на этот раз, кажется, всё-таки прокалывая диафрагму.
По крайней мере ощущение, помимо очевидной боли, сильно отличалось от предыдущего удара. С правой стороны в груди тут же появилось странное тянущее чувство, но судя по тому, что дышать тяжелее не стало, до лёгкого она всё-таки не достала.
И больше такого шанса ей уже не представится.
Во второй раз вытолкнув её кинжал из раны, я качнулся назад, увлекая за собой ассасиншу. Вот только если я сам намеревался пусть жёстко, но всё-таки просто упасть на пол арены, то её, в последний момент дополнительно дёрнув назад, я буквально впечатал спиной в камень.
После чего, так и не отпустив её рук, оттолкнулся ногами и сделал фляк назад, в последний момент подогнув ноги и упав задницей ассасинше на живот.
И вот это она уже, похоже, не выдержала. Невидимость спала и на меня взглянула женщина лет сорока с исполосованным несколькими глубокими шрамами лицом. Если бы не эти шрамы, и не разбитый в кровь нос, она была бы даже красива, но её красота меня сейчас интересовала в последнюю очередь.
— Эй! — крикнул я, поднимая голову. — Вы же согласны, что её удары были смертельными?
Секунд пятнадцать ничего не происходило, но затем комментатор всё-таки ответил.
— ПОЖИРАТЕЛЬ, МЫ СОГЛАСНЫ, ЧТО ТРИ УДАРА ПО ЖИЗНЕННО ВАЖНЫМ ТОЧКАМ — ЭТО НЕ СОВПАДЕНИЕ И СМЕЛЬЧАК ЧЁРНАЯ МАСКА НАРУШИЛА УСЛОВИЯ КАТЕГОРИИ!
— Я могу изменить категорию на Смерть?!
— ДА!
— Хорошо, тогда меняю. Её жизнь — моя! Ты поняла, — я опустил голову и глянул в глаза ассасинши. — Ты сдохнешь сейчас. Вопроса лишь два: как быстро это произойдёт, и как болезненно. Говори, что вашему клану обо мне известно?
В ответ донеслась лишь тишина.
— Ладно, — ухмыльнулся я, — вас, убийц, последователей бога тьмы и пустоты, наверняка учат не раскалываться на допросах. И спасибо, что молчишь, прикончить тебя сразу было бы слишком скучно!
Несколько раз ударив её руки о пол арены, я выбил из них кинжалы, после чего, резко дёрнув в разные стороны, выдернул плечевые суставы из суставных сумок. Впервые она издала сдавленный стон.
— Знаешь, я где-то слышал, — продолжил я, отрывая кусок её рукава и запихивая в рот ассасинше как кляп. — Что один из самых болезненных переломов — это раздробление пальцев. Тонкие косточки разлетаются на ещё более тонкие обломки, разрывая окружающую плоть. Давай-ка мы это проверим.
Подняв безвольную, похожую на плеть руку ассасинши, я крепко схватил её за последнюю фалангу мизинца и сжал пальцы. После секунды сопротивления кончик пальца превратился в лепёшку, а сквозь кляп прорвался сдавленный вопль боли.
Однако продолжать задавать вопросы я не спешил. Перехватив мизинец за вторую фалангу, я сдавил палец ещё раз, а потом — в третий раз, для первой фаланги, самой близкой к ладони. И только потом, дождавшись, пока она проорётся, заговорил вновь, доставая из её рта кляп.
— У тебя ещё девятнадцать пальчиков осталось. Не хочешь закончить это сейчас?
Сдалась она на седьмом пальце. Завидная выдержка с учётом того, что рассказывать ей, по сути, было нечего. Кроме общеизвестных данных вроде псевдонима, навыков, оружия и параметров тела Дарнак не было известно ровным счётом ничего.
Чтобы я поверил ассасинше, потребовалось ещё восемь пальцев, для чего пришлось стянуть с неё мягкие сапожки и превратить в блинчики все маленькие миленькие пальчики на левой ступне. Но, сколько бы я ни ломал, информация, которую она продолжала выдавать, не менялась. Похоже, это действительно было правдой.
Дальше заниматься публичными пытками уже не было особого смысла. Даже для увеселения толпы — с трибун уже какое-то время слышались не восторженные и одобрительные возгласы, а звуки вырывающейся наружу рвоты.
Так что, пробив ассасинше грудную клетку, я уже традиционным движением поднял сердце над головой, демонстрируя толпе, а затем укусил его…
И в тело хлынула уже знакомая, обжигающе-горячая, будто удар банного веника, сила. Энергия межпространственного переноса. Эта ассасинша, как и Шиито, оказалась попаданкой. При этом энергии у неё было даже больше, чем у Викинга, сердце которого я надкусил пару недель назад.
Она захлестнула меня с головой и я почувствовал, как снова меняется восприятие. Не настолько сильно, как в прошлый раз, никаких качественных изменений не было. Просто все те чувства, что появились, стали ещё чётче, а голод, направленный на людей на трибунах, стал ещё острее.
Но этого оказалось достаточно, чтобы после того, как я вновь опустил взгляд на сердце у себя в руке, мне сорвало башню. Уже не в силах себя контролировать, я вгрызся в него зубами, смакуя чуть хрустящую текстуру, запрокинув голову, выжал в рот наполнявшую его кровь, чувствуя, как стекает по лицу и шее драгоценная влага…
Обычно укус вражеского сердца был чем-то вроде ритуала, моей фишки, действительно приводящей в восторг толпу. Однако теперь, когда я начал буквально жрать это сердце как дикий зверь, на трибунах воцарилась гробовая тишина и даже комментатор затих, видимо не способный придумать, что сказать.
Энергия межпространственного переноса в сердце