Шрифт:
Закладка:
«Князь Лев, наверное, знает о помыслах своей жены. Может, он её и подослал. А если даже и нет, то какая мне разница?! Ах, Констанция! О, злой рок, злая судьба моя!»
Маркольт приглушённо застонал.
«Неужели по гроб жизни я связан с этой безобразной жестокой женщиной?! Я не могу ни в чём ей отказать! Она держит меня в своей воле! О, Господи! Как же я несчастен!»
Немчин смахнул с глаза слезу. Было жалко себя, жалко эти каменные хоромы, выстроенные по своему вкусу, жалко золота, серебра, самоцветов, хранящихся в ларях в подклети и на чердаках, жаль богатых боярских одеяний. Неужели всё это пропадёт, будет расхищено, пойдёт по жадным рукам ближников нового или прежнего князя?!
«А если написать Льву? Вдруг он ничего не знает? Нет, это глупо! Если даже и так, то он будет осведомлён, что я знаю обо всём! И он меня первого...»
Холодок ужаса пробежал по спине Маркольта.
«Лев — человек свирепый, хитрый, коварный! Он умней своей жены. Что Констанция?! Женщина... Мстительная, завистливая, одержимая страстями. А Лев... Не хотелось, чтобы он сел в Галиче. Это не Шварн, мягкий, слабый, всепрощающий. И самое жуткое — что я у Льва на крючке! Ох, проклятая Констанция! Какую гадость ты совершила! И это ответ на мои ласки, на мои подарки, на любовь?! Неблагодарная шлюха — вот ты кто, Констанция!»
Вечером, в сумерках внезапно явился к Маркольту Мориц. Сидел угрюмо, утонув в обитом парчой кресле, низил глаза, молчал. Маркольт с насторожённостью рассматривал его щегольский плащ изумрудного цвета, узкие порты с одной жёлтой, а второй зелёной штаниной, венгерские кавалерийские сапоги с высокими каблуками и шпорами.
— Почему вы такой хмурый, друг мой? — улыбаясь, спросил он.
Мориц словно только и ждал этого вопроса. Чуть не выпрыгнув из кресла, он резким голосом заговорил:
— Разве не я устроил переворот и сверг боярина Григория?! Разве не я готов был положить голову за князя Шварна и княгиню Альдону?! И что я получил?! Где достойная благодарность за мои труды?! Другие, щелкопёры придворные, меня обошли! Княгиня совсем на меня внимания не обращает. В прошлую седьмицу на охоте подъехал, решил потешить, гак лица отворотили обе, и Альдона, и Ольга. Видеть, замечать не хотят.
— Выходит, вы не приглянулись им, — с той же мягкой улыбкой заметил Маркольт. Этим он ещё сильнее распалил разозлённого Морица.
— Своим литовцам даёт сёла, деревни, плодородные земли! Остальным — ничего! А князь Шварн, как русские говорят, ни рыба ни мясо! Как Альдона и её литовцы скажут, так всегда и поступает.
— Значит, граф, вам не нравится князь Шварн?
— Ненавижу неблагодарность человеческую! — в сердцах воскликнул Мориц.
— А если бы другой князь был в Холме? Более благодарный?
— Не понял, о чём это вы?! — Мориц удивлённо вскинул голову.
— Не все русские князья такие, как Шварн. Не все женщины, как Альдона, — издалека, осторожно начал плести свою паутину Маркольт.
Отчаяние его давно схлынуло, уступив место пока крохотным, но ярким искоркам надежды. Может, ему удастся счастливо избежать потрясений.
— Я понимаю ваши чувства, граф. Но чтобы что-нибудь изменить в своей жизни, надо не кричать, не размахивать руками, а действовать!
— Что же мне делать? Что вы предлагаете, Маркольт? — недоверчиво уставился на старика Мориц.
Маркольт наигранно рассмеялся, обнажив беззубый рот.
— Ох, Штаден, Штаден! Мне ли вас учить, друг мой! Вот вы служите при дворе, часто бываете в покоях князя. Ведь так?
— Так, — угрюмо кивнул Мориц.
Длинные пшеничные волосы его колыхнулись в такт движению.
— Правда, что князь Шварн болеет?
— Да, после охоты и пира ему стало плохо. Он страдает от сильных болей в животе и пьёт горькие отвары.
— Это хорошо, — задумчиво протянул Маркольт, посмотрев на холёные пальцы Морица с длинными накрашенными ногтями.
«Понятно, почему ты не нравишься красивым женщинам, мой друг, — подумал он. — Они любят сильных людей, которые выходят с рогатиной на медведя, а не таких, которые манерами напоминают им самих себя. Вот и духами от тебя пахнет, и даже кончики усов ты покрыл помадой. И ногти... Ногти. О чём это я? ...Ах да, ногти. Ромейский способ устранять врагов и соперников. Действует безотказно».
— Вы знаете, как поступают в Империи Ромеев, когда хотят избавиться от... от ненужных людей?
Мориц испуганно дёрнулся, вскочил, но тотчас взял себя в руки и плюхнулся обратно в кресло.
— Маленькое зёрнышко кладут под ноготь. Вот так.
Маркольт взял со стола большую хлебную крошку и положил её Морицу под ноготь указательного пальца.
— А потом опускают его в питьё. Незаметно. Никто ничего никогда не увидит и не узнает.
Мориц, нахохлившись, как воробей, маленький в огромном кресле, долго сидел в молчании. Лицо его застыло, руки впились в мягкий бархат.
— Вы, Маркольт, опасный человек, — наконец промолвил он, уже совсем другим — тихим, спокойным голосом. — Вы толкаете меня на убийство, на преступление. Но ради чего я должен идти на такой шаг? Нет, Маркольт. Так дела не делают. Выкладывайте до конца, кто за вами стоит. Чья злая воля двигает вашими словами?
— Друг мой, вы слишком преувеличиваете мою скромную роль в таком большом деле. — Маркольт опять изобразил у себя на лице приятную улыбку. — Но я понимаю вас. Могу обещать одно: вам щедро заплатят, дадут и землю, и назначат на хорошее, доходное место. Например, городского головы.
— Ваши слова, Маркольт, не пришьёшь к делу. Я должен встретиться с теми, кому вы служите.
— Хорошо. Приходите ко мне завтра. В это же время. И не забудьте об осторожности. Очень вас прошу.
Маркольт проводил хмурящего узкое чело гостя до крыльца. На прощание он выразительно приложил палец к устам и прошептал:
— До встречи, граф.
Мориц нырнул в темноту сада. Скрипнула и закрылась калитка. Старый немчин задумчиво смотрел на неслышно падающие на землю у ступенек пушистые снежинки. Затем он обернулся и кликнул слугу.
— Скачи в Воздвиженский монастырь. Найдёшь княгиню Констанцию. Передашь: завтра я её жду у себя. Вечером. Как только стемнеет.
43.
Поздним вечером следующего дня к дому Маркольта, подпрыгивая
