Вывод очевиден: одомашнивание действительно может приводить к случайным, не подвергавшимся специальному отбору изменениям в когнитивных способностях вида. И способность к кооперативной коммуникации действительно может возникать как побочный продукт одомашнивания51.

Исследование Хейра показало, что повышенная способность к кооперативной коммуникации является частью синдрома одомашнивания. Почему же отбор против реактивной агрессии приводит к тому, что животные начинают понимать сигналы от человека? Возможно, потому, что реактивная агрессия – это следствие страха. Отбор против эмоциональной реактивности снижает страх, что, в свою очередь, позволяет собаке смотреть на человека дольше и внимательнее, чем это делал бы волк. Ослабленное чувство страха – это педоморфный признак.

Последующие исследования волков подтвердили, что именно снижение страха, а не интеллект позволяет животным понимать человеческие сигналы. Волки, которые жили с людьми в молодом возрасте и успели к ним привыкнуть, успешно проходят тест с перевернутыми мисками. Таким образом, более развитые социальные способности – это следствие изменений в системе обработки эмоций, а не повышенного интеллекта52.

Сравнение скелетов Homo sapiens и неандертальцев показывает, что различия между ними аналогичны различиям между собакой и волком. Не вызывает сомнений, что неандертальцы были высокосоциальны – как и волки. От неандертальцев сохранились стоянки со множеством кострищ, где спальные места были расположены так близко, что с одного можно было легко дотянуться рукой до другого. Но сравнение собаки и волка позволяет предположить, что в результате снижения реактивной агрессии у Homo sapiens вспышки гнева в их сообществах происходили реже, доминирование было не так распространено, а члены групп внимательнее относились друг к другу. Меньше страха, больше взглядов в глаза, умение работать сообща – возможно, именно этого не хватило неандертальцам, чтобы обрести терпимость друг к другу и научиться строить лодки, запасать пищу, делать более сложное оружие и лучше координировать военные действия.

Иными словами, если бы неандертальцы умели лучше кооперироваться, они, возможно, смогли бы выдержать натиск Homo sapiens. Они, а не мы, могли бы стать единственным видом Homo, который остался на планете. Однако педоморфные признаки – снижение агрессии, повышенная терпимость и способность к кооперации, – по-видимому, обеспечили нам превосходство, и от наследия неандертальцев не осталось ничего, кроме нескольких кусочков нашего генома.

Итак, повышенная способность к кооперации у одомашненных животных возникает как случайное следствие отбора против реактивной агрессии. Поэтому весьма вероятно, что у Homo sapiens самоодомашнивание тоже способствовало улучшению способности к кооперации. Но даже если повышенная способность к кооперации исходно возникла всего лишь как побочный эффект эволюции, очевидно, что очень скоро она превратилась в эволюционное преимущество. Именно благодаря кооперации Homo sapiens сумели добиться господствующего положения на планете.

Существует еще одно уникальное для человека поведение, которое, возможно, возникло как следствие синдрома одомашнивания, – но которое, в отличие от кооперации, не приобрело впоследствии никакой адаптивной функции. Гомосексуальность – это характерная особенность нашего вида, которая с точки зрения эволюции до сих пор остается неразрешенной загадкой. Рассмотрим же новую гипотезу: если гомосексуальное поведение неадаптивно, не могло ли оно возникнуть как педоморфный побочный продукт отбора против реактивной агрессии?

Альтернативная гипотеза, согласно которой человеческая гомосексуальность адаптивна, то есть эволюционно полезна, не так легко сдала свои позиции. Гомосексуальность часто наблюдается среди диких животных, а широко распространенные признаки обычно адаптивны. У многих животных гомосексуальность действительно адаптивна. Поэтому эволюционные биологи, изучавшие гомосексуальное поведение у человека, склонялись к адаптационному подходу, пытаясь понять, почему естественный отбор мог способствовать гомосексуальности. Опирались они на то, что известно о гомосексуальном поведении у животных.

Среди приматов гомосексуальные взаимодействия между взрослыми животными были отмечены как минимум у тридцати трех видов. У большинства видов такие взаимодействия характерны для обоих полов. У некоторых приматов они чаще случаются между самками, у других – между самцами. Гомосексуальные контакты обычно встроены в повседневную социальную жизнь и наблюдаются в любых социальных системах, от моногамных пар до крупных групп с большим количеством размножающихся самцов53.

Особенно ярко гомосексуальное поведение выражено у видов с крупным мозгом, у которых сексуальное поведение контролируется не только гормонами. Среди приматов такое поведение встречается у высших приматов (обезьян и человекообразных обезьян), но не известно для полуобезьян (лемуров и лори), не обладающих крупным мозгом. Также гомосексуальное поведение встречается у многих китов и дельфинов. Самцы серых китов трутся друг о друга, демонстрируя явные признаки сексуального возбуждения. Самцы речных дельфинов используют для секса дыхательные отверстия. Эти и другие экзотичные примеры гомосексуального поведения у самых разных видов можно найти в книге Брюса Бейджмила “Биологическое изобилие”54.

Детальное изучение такого поведения показывает, что оно может быть адаптивным. Темноспинным альбатросам, гнездящимся на Гавайских островах, для успешного выращивания птенцов необходимы оба родителя. Когда самцов не хватает, пару образуют две самки. Их сексуальное поведение включает ухаживание и псевдокопуляции. Самок из таких однополых пар оплодотворяют самцы, уже образовавшие пару с другими самками. Эти самцы не принимают участия ни в высиживании яиц, ни в заботе о птенцах: самки выращивают потомство самостоятельно. У однополых пар выживает меньше птенцов, чем у разнополых, но больше, чем у птиц, не имеющих пары вовсе. Так что образование однополых пар – это лучшая доступная им стратегия для распространения своих генов. Те самки из однополых пар, которым удается успешно вырастить птенцов, в последующие годы, как правило, образуют пары с самцами55.

Нехватка партнеров противоположного пола – не единственная причина образования однополых пар. Часто гомосексуальное поведение служит для поддержания полезных социальных контактов. В группах японских макак самки могут формировать временные гомосексуальные пары, даже когда вокруг достаточно самцов. У желтых павианов самцы образуют альянсы и прибегают к их поддержке во время конфликтов. Участники альянса любят поглаживать друг другу половые органы – по-видимому, в качестве демонстрации своей приверженности дружбе56.

Как говорилось выше, гомосексуальные взаимодействия особенно распространены среди самок бонобо. Когда самка бонобо входит в пубертат и достигает возраста, когда уже можно заниматься сексом, она покидает мать, уходит из родного сообщества и переходит в другое, где у нее, скорее всего, пока нет знакомых. Самцы принимают ее радушно, но самки поначалу не так дружелюбны. Через несколько недель резидентная старшая самка предлагает ей заняться сексом. После этого новенькая регулярно занимается сексом со всеми взрослыми самками и таким образом становится частью общества. Сексуальные отношения между самками неэксклюзивные: они не образуют пар, а занимаются сексом с множеством партнерш. Эти сексуальные контакты, приносящие самкам, судя по всему, массу удовольствия, составляют важную часть социальной жизни бонобо. Если у самки случается конфликт с самцом, на ее крик тут же приходят подруги и отгоняют обидчика. На помощь может рассчитывать каждая: все самки без исключения поддерживают друг друга. Гомосексуальные взаимодействия также служат для снятия напряжения между самками. Таким образом, склонность к гомосексуальному поведению, скорее всего, возникла у бонобо как побочный продукт самоодомашнивания на раннем этапе эволюции – вскоре после отделения от шимпанзе. Позже это поведение прижилось и стало адаптивным57.