— Где ты его взял? — у меня зашумело в ушах.

Дрожащими пальцами я взяла простенькое колечко. Дешевое. Бижутерия из детского набора, с тремя маленькими яркими камушками — стекляшками.

— В школе нашел. Увидел, как у тебя выпало из сумки и подобрал, а потом забыл.

— Спасибо, — у меня в горле перевернулся горький ком, а в уголках глаз начала скапливаться соленая влага, — это действительно важно.

— Расскажешь?

— Мне это колечко мама подарила, когда я маленькая была. — шепотом произнесла я, — Это мой талисман.

Коснулась колечка губами и зажмурилась, глотая внезапно набежавшие слезы. Я так его искала, все вещи перерыла, весь дом перетряхнула и уже почти смирилась с тем, что потеряла, а теперь оно снова у меня.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила Ершова, бережно пряча находку в нагрудный карман.

— Без проблем. Хочешь еще пиццы? — он тактично сделал вид, что не заметил моего состояния.

* * *

За постоянными тренировками, репетиторами и подготовкой к экзаменам время стремительно летело вперед. Зачастую у нас получалось так, что он приходил домой, я уходила. Пересекались разве что по дороге в школу — теперь я частенько брала Макса с собой — да вечером за ужином. Если силы оставались на этот самый ужин.

В самой школе было не до общения — все разговоры об экзаменах и о том, кто куда будет поступать. Половина старшеклассников ходили бледно-зеленые от недосыпа и постоянного напряжения. Девчонки ревели, истерили, а одну вообще увезли в больницу с нервным срывом.

Что уж скрывать, даже раздолбай Ершов озадачился проблемой выбора, и теперь, в перерывах между играми, внимательно изучал брошюрки разных учебных заведений.

Я была на пределе. Постоянные волнения, мысли о том, куда же все-таки поступать. Перегрузки просто космически. У меня даже не оставалось ни сил, ни времени на приют.

Мясорубка, самая натуральная. И нет никакой возможности остановиться, перевести дыхание, собраться мыслями. Утешала только одна мысль — скоро все закончится.

Зато мы с Максом завели манеру переписываться перед сном. Да-да. Лежали в соседних комнатах и строчили друг другу сообщения. Глупо, конечно, но была в этом какая-то своя романтика.

«Ты — несносный гад!» — Я ругала его за очередную пошлую шуточку, относительно наших учителей.

«Тссс, это секрет».

«Секрет? Да об этом знают все!»

«Неправда, все уверены, что я милейший парень.»

«То есть, это ты только для меня сделал исключение и показал свою гадскую натуру?»

«Видишь, как я тебя ценю. Всю правду раскрываю. А ты меня не любишь».

Сердце ударилось о ребра, отскочило назад и провалилось вниз, в желудок. Слово «любовь» в исполнении Ершова вызвало у меня состояние близкое к панике. На секунду, на миг, но все-таки прострелило, лишая способности логически думать. Пришлось напоминать себе, что он просто так болтает, что ничего это не значит.

«Спасибо за оказанную честь»

«Да, пожалуйста. Давай сыграем в игру?»

«Какую?» — я улеглась поудобнее, натянула на себя одеяло и приготовилась. Вряд ли он предложит что-нибудь доброе. Наверняка, будет очередное хулиганство.

«Будем делиться страшными секретами. По очереди. Если ты, конечно, не боишься?»

«Окей. Ты первый»

«Я уже признался в том, что гад. Это был первый секрет».

«Хорошо. Тогда я признаюсь, что занудливый ботан».

«Так не честно»

«Ничего не знаю. Дальше давай.»

Макс прислал мне сердитый смайл.

«Хорошо. Я терпеть не могу фирменный пирог матери. Меня от него тошнит».

Тут же вспомнила, как он ел его в выходные. Уминал за обе щеки и со слезами на глазах нахваливал. Сдается мне, что слезы были вовсе не от радости. Бедняга.

Я уткнулась в свои ладони, пытаясь громко не ржать.

«Жду твой секрет».

«Я боюсь ездить по кольцу».

«Трусиха»

«Сам, можно подумать, ничего не боишься».

«Боюсь. Собак. На меня в детстве соседская овчарка бросилась, у меня до сих пор мороз по коже, если рядом появляется большая псина»

«С Персиком справлялся».

«Я пытался произвести на тебя впечатление. На самом деле мысленно рыдал и кричал: помогите! Ты не представляешь, каких кирпичей я там наложил, пока его морду держал».

Про Персика грустно вспоминать, но я уже смирилась. Макс прав. Не всем можно помочь. Не всех удается спасти. Надо просто не опускать руки и двигаться дальше.

«Твоя очередь».

Я задумалась. Мы писали друг другу глупости, бессмыслицу, что-то легкое, а мне внезапно захотелось поделиться тем, что действительно давило многотонной плитой, лишая спокойствия и уверенности в себе.

Во рту пересохло. Я смотрела на чистую строчку с мигающим курсором, на предыдущее сообщение Макса, и чувствовала, как меня затопляет страх, словно перед прыжком с высоты. Набрала воздуха полную грудь и пока не передумала, настрочила ответ.

«Я не умею читать»

«В смысле?»

Черт, как глупо.

«Не то, чтобы совсем. Но у меня с этим трудности. Я — дислексик.»

«Да ладно тебе врать. Ты ж отличница, все время ботанишь. Сутками сидишь над книгами…черт. Ты столько времени проводишь с учебниками именно поэтому?!»

«Да. У меня легкая форма. Я читаю, но медленно, приходится продираться сквозь буквы, но это не критично. Зато, когда нервничаю, начинается приступ. Поэтому я пользуюсь диктофонами, поэтому рефераты на цветных листах — мне так легче воспринимать текст, поэтому столько репетиторов и встречи с психологом. Поэтому я всегда все учу наизусть. Мне проще услышать и рассказать по памяти, чем прочитать текст».

Ну, вот и вывалила ему свой самый страшный секрет.

«И давно у тебя так?»

«После смерти матери. Был нервный срыв. Я начала заикаться и перестала понимать, что написано. Отец вовремя спохватился, подключил специалистов, но школу пришлось менять. Надо мной там смеялись. Я больше года была на домашнем обучении, пока наконец не выработала свой алгоритм и смогла вернуться к нормальной учебе. Мы даже переехали на другой конец города, чтобы никто об этом больше не узнал».

«Почему ты это скрываешь?»

«Ты шутишь? Чтобы надо мной опять смеялись? Называли тупицей? Неучем? Ну уж нет. Эта постыдная тайна умрет вместе со мной. Или с тобой» — добавила угрожающую картинку расчлененки.

Макс в ответ молчал, и мне внезапно стало страшно.

Вдруг он прочитал это мое признание и ржет? Или скрины всем рассылает. Дескать, ребята, а Белка-то у нас дефективная.