Шрифт:
Закладка:
Но Данил не отступает от своего.
– Если ты видел записи, пап, – ухмыляясь, говорит он, – тогда я вообще не понимаю, почему вопросы ко мне. Иди и спроси у своей женщины, зачем она полезла ко мне в трусы.
Сжимаю губы.
– Пап, – Данил робко приобнимает меня, – прости, что не рассказал тебе сразу. Но ты с тех пор, как она появилась в твоей жизни, меня вообще не слышишь. Я боялся, что ты мне не поверишь. Не поверишь своему сыну.
И он печально склоняет голову.
В этот момент Серый откашливается. Все это время он стоял тихо у двери, не влезая в наш с Данилой разговор.
– Данил, – говорит Серый, – там на записи видео, как Лея отталкивает тебя. Это не было похоже на жгучее желание отсосать тебе.
Сын убирает с моего плеча руку и складывает их на груди.
– Дядь Серёж, – ухмыляется, – Вы же знаете баб. Они все ломаются, даже когда хотят. А она хотела!
Он переводит взгляд на меня.
– Хотела! Если бы нет, то кричала бы и звала на помощь! Кто-нибудь из слуг точно ее услышал бы!
Я чувствую себя опустошенным. У меня нет близких людей. Совсем. Я никому не могу доверять.
Молча выхожу из квартиры Данилы, Серый идёт за мной.
– Гром, – говорит он мне уже на улице, – не делай поспешных выводов. И помни: в ней твой ребенок. Какая бы она не была, но ребенок-то твой! Бабы меняются, дети навсегда остаются нашими.
Киваю.
– Может, пока не поедешь к ней? – спрашивает.
Мотаю головой.
– Нет, – говорю твердо. – Надо разобраться до конца. Я не успокоюсь, пока не решу все для себя.
– Понимаю, – Серый хлопает меня по плечу, – сам такой. Ну, давай. Если что, ты знаешь, где меня найти.
После лёгкого завтрака поднимаюсь к себе в комнату. Мне нравится гостиная и с удовольствием устраивалась бы с ноутбуком там, на диванах, но мешает страх встречи с Данилом.
Я уже не рискую. Стараюсь не попадаться ему на глаза. Кто знает, что он ещё придумает в следующий раз. Ничего хорошего из случайных встреч с ним не получается. Одни проблемы.
Стою у окна, смотрю на темнеющее небо и подбираю слова. Представляю, с чего начну такой важный и такой сложный разговор с Егором. Как подступлюсь к главному, к фотографиям, которыми угрожает Юлька.
Какие найти слова, чтобы Егор понял? И поверил.
Торопливые шаги… Открывается дверь.
Оборачиваюсь и сразу же понимаю – всё.
Сердце чувствует, стучит, ударами отдаваясь по всему телу, а потом резко замирает в страхе, когда встречаюсь глазами с Егором.
На лице Егора выражение, от которого мне хочется бросится на колени и просить о прощении. Даже при том, что я ни в чём не виновата.
– Егор, я всё тебе объясню, – делаю шаг к нему, пытаюсь сдержать голос, чтобы не срывался.
Но взгляд его холодный, решительный останавливает меня.
– Вчера надо было объяснять.
Он подходит ко мне, хватает за ворот рубашки, притягивает к себе.
– Кто ты, Лея?
– Егор, мне больно.
– Если бы ты знала, как больно мне, – шипит в лицо.
Ужас заполняет сердце. Катастрофа. Всё рушится прямо на глазах. Вчерашние поцелуи ничего не значат по сравнению с тем, что он знает сегодня.
– Это что? – тычет мне телефон.
– Я не виновата.
– Отсосала и не виновата?
С удовольствием палача он произносит эти слова.
– Что ты говоришь, Егор!
Он смотрит долго, жестоко.
– А ведь верил тебе, Лея.
– То, что видно на этом фото, – это не доказательство, – пытаюсь оправдаться я, заранее понимая, что бесполезно. Все мои попытки обречены. – Твой сын воспользовался тем, что я слаба и беременна, и поставил меня на колени.
– И ты встала перед ним на колени? – он спрашивает и с недоверием смотрит.
Я вижу в его глазах отчаянное нежелание верить в мою невиновность. Как будто уже априори я для него виновата.
– Твой сын ненавидит меня и пользуется любой возможностью это показать, – я уже ничего не хочу доказывать, но ещё что-то пытаюсь сказать.
– А ты так рада этим возможностям, что даже готова встать на колени и отсосать.
Издевается. Рубит.
– Я тебе ещё раз повторяю, он практически толкнул меня на пол. Меня! Беременную!
– И ты молчала об этом? Если все, что ты сейчас говоришь, правда, то как ты могла молчать? Почему не звала на помощь? Не рассказала мне? Лея! Ты обманула меня!
Во взгляде Егора ничего хорошего. Ничего. Не верит. Не хочет верить.
– Да, я виновата в том, что не рассказала тебе об этом сразу, когда произошло, но я боялась! Не хотела скандала. Не хотела, чтобы вы еще больше поссорились. Из-за меня! – кричу я. – А потом ты попал в больницу и я всё тянула. Сказали, тебя не волновать. Теперь я понимаю, что глупо было тянуть, но я боялась, что ты не поверишь. Мне не поверишь. Так же, как с машиной не поверил.
– Правильно боялась, потому что из-за этого я вообще не верю тебе.
Чувствую, как подступают слезы. Закрываю лицо руками и сажусь на кровать.
– И как мне теперь быть? Что мне думать? Что когда я ухожу на работу, ты трахаешься с моим сыном?
– Я больше ни слова не скажу, – сквозь слезы твержу я.
– Хорошо, – произносит он. – Пока я запрещаю тебе выходить из комнаты.
Разворачивается и выходит. Слышу, как поворачивается ключ в замке.
Что-то оборвалось между нами после этого разговора. Что-то невидимое, но очень важное. И пока очень хрупкое.
Я слишком долго молчала. А Егор слишком строг и требователен. Не идет на компромиссы. Во всем винит меня. Хотя вижу, что он не уверен в своих сомнениях. Но не может признаться. Или боится.
Вспоминаю время, проведенное с ним. Только на короткие промежутки он становился ласковым и нежным, а потом снова обрушивал на меня свой гнев, свои подозрения. Сколько раз я думала о том, чтобы уйти от него. Но не могла.
Прекрасно понимаю – он такой. Властный, требовательный. Может, именно эти качества меня в нем и привлекают. Не знаю. Но жить так не могу. В постоянном моральном прессинге. В ожидании чего-то.
Я не знаю, чего ждать завтра. Какие еще обвинения предъявит мне Егор? Кто еще из его окружения устроит мне козни? Почему мы не можем жить обычной жизнью? Как долго я смогу так прожить? А мой малыш? Мой мальчик. Он же чувствует волнение матери.
