Она мучительно прикидывала в уме, сколько у них в стане уже семей. Найдутся ли детям родители? Захотят ли их взять другие женщины в свои шатры? Или Баяр все же скажет – Дженна, вот это наш новый сын? Хоть бы нашлись. Женька и сама не знала, что ответит мужу. Подбирала в голове слова, спорила, возражала ему – и отчаянно трусила. Потому что понимала – если кому-то родителей не хватит, она возьмет их всех. Только бы они больше не боялись. Не дрожали в одиночестве и холоде. Они были все – ее младшие братья и сестры. Женька все еще – одна из них. Маленькая одинокая птичка, нашедшая свое гнездо. И своего… мужа? Отца? Старшего брата? Как-то незаметно Баяр стал для нее всем. Целым миром. Ее настоящей семьей.

И она совсем не хотела с ним ссориться – никогда. Ей слишком важно было то хрупкое еще взаимопонимание, установившееся между ними.

Уже потом, забирая у нее из онемевших рук уснувшего малыша, Баяр тихо спросил ее:

— Страшно было, Сайхан?

— Очень страшно, – честно ответила она. – Я не смогу им стать матерью. Я…

Он кивнул, явно опечаленный. Слова ей больше не сказал, отошел, а Женьке отчего-то захотелось броситься за ним следом и закричать: делай, что хочешь, только больше на меня так не смотри! Остановила себя: будет только хуже. Не раз и не два она говорила мужу, что женщины нормальной из нее не выйдет, а он каждый раз уверял, что она ему нужна именно такой, какая есть. Она подождет немного, посмотрит, что и как. И решит. Может, и не понадобиться ей вмешиваться.

Мрачно наблюдала она, как суетившиеся женщины кохтэ подхватили этих несчастных детей, потащили их кормить и отправили мужчин немедленно ставить баню. Не утерпела, велела всех (ну мальчишек так точно) брить налысо: волосы отрастут, никуда не денутся, зато вшей не будет. Покивала головой: прекрасно справлялись и без нее, даже и волноваться не стоило.

И тогда она отправилась к пленнику, который тоже глядел на творившееся в стане безобразие широко раскрытыми глазами.

— Дженна-аах, а дети откуда? – спросил Ольг изумленно.

— Да вот в степи нашли, – мрачно ответила она.

— Чьи?

— Кажется, угурские.

— А зачем вы их сюда притащили?

— Так дети же. Не бросать же их. Теперь это – наши дети.

Пленный мальчик задумался очень глубоко, а потом очень тихо сказал:

— А иштырцы убивают своих детей, если от рабыни. Я видел, как мой… отец… новорожденного младенца взял за ноги…

Женька позеленела.

— Не надо, – выкрикнула она, борясь с тошнотой.

— Не буду. Дженна-аах, развяжите меня. Я не хочу больше к иштырцам. Я много думал… Лучше буду кохтэ.

— Ты уже не ребенок, Ольг, – грустно ответила Женька. – Все не так просто. К тому же ты пытался прирезать Охтыра.

— Хотел бы – прирезал бы, – фыркнул парнишка. – Пожалел дурачка.

Она только глаза закатила в ответ на такую самоуверенность.

***

Весь день Баяр занимался свалившимся на его голову нежданным благословением. Он действительно был рад. Дети – это награда. Великие предки уходят на небо, а когда им там становится скучно – возвращаются на землю младенцами. Чем больше детей рождается в семье, тем лучше. Бесплодные женщины – всегда горе.

К вечеру без родителей не остался ни один малыш. Даже суровая Гаюна выразила желание стать матерью двум девочкам-близняшкам, но Баяр твердо ей сказал, что у ребенка должны быть отец и мать. И тогда Гаюна решительно направилась к Айрату, который давно за ней ходил хвостом и потребовала, чтобы тот немедленно взял ее в жены. Айрат сопротивляться не стал, страшно довольный таким поворотом событий.

Все это Женька наблюдала будто со стороны, вновь чувствуя себя чужой в этом народе. Двое их тут было чужаков – она и Ольг. Оба светловолосые и светлоглазые, как брат и сестра. Ольг будто бы тоже чувствовал это родство, принимая пищу и воду только из рук жены хана. И разговаривал охотно только с ней, да иногда еще с Нараном, который даже камень мог разговорить.

— Если ты меня развяжешь, я тебя точно убью, – буднично сообщил Женьке Ольг. – По-моему, это будет прекрасно. Хан ваш очень расстроится и вообще… Отличная месть.

— Не убьешь, – так же равнодушно ответила Женька. – Ты ж мужчина. Мужчины беременных баб не убивают.

— Ты что, беременная?

— Кажется, да.

— Почему вокруг тебя не водят хороводы?

— Я еще никому не говорила.

— А мне за что такая честь?

— Я, наверное, все же собираюсь тебя развязать. Не сегодня. Но развяжу. Бежать тут некуда, твои тебя просто убьют. Не поверят, что ты смог. Готова спорить, тебе и без того постоянно за масть доставалось, а братья без мизинцев еще и наговорили всякого. Тебя дома не ждут, Ольг. Прими это.

А к вечеру закатили вдруг пир, празднуя и обретение детей, и свадьбу Айрата с Гаюной. Пели, жгли костры, пили какую-то дрянь из перебродивших ягод, кричали, кажется, даже танцевали. Баяра постоянно окружала толпа, все от него что-то хотели, рассказывали, хлопали по плечам – словно это он был женихом. Мелькали подолы юбок, разноцветные шали, остро пахло жареным мясом и кислым потом. Звуки бубна и низкое вибрирующее пение выворачивали душу, заставляя сомневаться в своем разуме. Дым обволакивал стан. Женьке казалось, что она попала не просто в другой мир, а в какую-то нереальность. Все было ненастоящим: и люди эти, веселые, красивые, сильные, и запахи, и небо над головой – пронзительно-звездное. Такое черное и словно обрызганное молоком. Серебряный звон монист, женский смех — томный, завлекающий.

Ей вдруг сделалось дурно, от запахов затошнило. Она встала, покачиваясь, отошла в сторону. Ее вырвало.

Утерев злые слезы, умылась и ушла в свой шатер. Возвращаться ей было невыносимо.

— Твоя жена нас не уважает, – сказал брату Сулим. – Не разделила с нами трапезу праздничную. Не села возле нашего костра. Чужеземка.

— Да. Ты правильно сказал: она не знает традиций, а я оставил ее одну. Пойду к ней.

— Твоя жена важнее всего народа? Ты – хан теперь, Баяр. Не смей. Люди не поймут.

Баяр промолчал, потирая виски. У него кружилась голова, его мутило. Соображалось плохо.

— Выпей, Баяр-ах, – к нему подскочила Илгыз, такая красивая, раскрасневшаяся от танцев, сияющая – с чашей, полной кумыса.

Он с легкой улыбкой принял чашу, чуть наклонив голову.

— Ты счастлива здесь, Илгыз?

— Я здесь свободна, – тряхнула она косами. – Хожу как хочу, говорю как хочу, смотрю, куда хочу. Свобода – высшая ценность, Баяр-ах.

— Свобода… – эхом откликнулся молодой хан. – Я устал. Пойду спать, пожалуй.

Глотнул кумыса, поморщился и украдкой вылил содержимое чаши в костер. Поднялся, покачнувшись, оперевшись на плечо брата, и пошел в сторону своего шатра, где его ждала Дженна.