те парни под моим присмотром. Не знаю, что тебе ФСБ про это говорило, но говорю я — ещё раз полезешь к тем парням… трындец тебе. Не советую даже косо смотреть в их сторону. Есть дела, которые я делаю по работе, а есть такие, которыми я горю. Для души, так сказать. И если кто мне с этим мешает — уничтожу. Заруби это себе на носу, вор. Продолжаем.

Я отодвинулся, но глядел ему в глаза. Север взгляд держал, тоже ещё тот волчара. Но мне-то его надо сделать ручным пёсиком. Вот как те совсем мелкие модные собачки, что рычат от злости, но при этом трясутся от страха.

— Говори про Кузьму, — потребовал я. — И Рудакова. Не обязательно всю вашу совместную историю, где и когда ты ему стучал, это я и так знаю. Он про тебя всем рассказывал. Как он говорил про тебя в отделе, в курсе? Особый блатной на коротком поводке. Кинешь ему косточку, мать родную продаст за неё. А тебе-то он говорил такое?

Такого Кузьмин на самом деле не говорил, да и вряд ли сказать мог, но Север поверил и аж дёрнулся от злости. Ну давай, выплесни всё, ворюга.

— Чё он гнал? Это он ко мне прибегал жаловаться! — блатной аж вскричал. — Мусор он легавый, волк позорный, вот он кто! Бабло он тянул, ныл и жаловался на жизнь, и бабки всё требовал.

— Он тебя крышевал, — произнёс я, скрывая восторг. Во как всё бывает в жизни, даже не поверишь. — Ты ему долю отстёгивал? Часть в общак, часть ему?

Севера аж скорёжило, и он на какое-то время замолчал. Даванул я ему на больное место, он всё и выдал, хоть уже и пожалел. Но теперь жалеть поздно, надо говорить.

— Один раз не вышло, — произнёс он, — тогда он меня закрыл, и я на зону уехал. Но я так спецом устроил, потому что мне ходка была нужна с авторитетной статьёй, а он клюнул, как лох.

— Рассказывай мне тут, — недоверчиво протянул я. — Спецом ты устроим, да, как же, так я тебе и поверил. Что дальше?

— Откинулся я уже в начале 90-х, отсидел до звонка, а он снова ко мне припёрся… приполз! — Север вскинул руку и рассёк воздух ладонью. — Бабки клянчил, всё хотел, чтобы я его в банк устроил, надавил на барыгу, хозяина тогдашнего, и тот его взял.

— Та-а-а-ак, что дальше?

— А потом пришли они ко мне, два начальника, Кузьма и Рудаков, следак с прокуратуры. Сразу понял, что в блудняк они влетели, кипишуют почём зря, а Кузьма чуть не рыдал, как баба, — Север презрительно усмехнулся. — Бухой он ещё, не соображал нихрена. Короче, сбил он девку одну на трассе по пьяной лавочке, её в больничку, померла потом через полгода. Вот следак давай Кузьму отмазывать.

— Как именно?

— Там алкаш в городе в дерево врезался на шохе, помер сразу, вот на него и спихнули, что он сначала бабу сбил, потом в городе врезался. Так хотели выставить. Но только потом оказалось, что там свидетель был, видел и машину, и самого Кузьму, как он там вокруг тела носился.

— Та-а-а-ак, — я кивнул. Пока всё билось, а отрывочные сведения собирались в кучу. — Где вы встречались?

— Да там, на даче за городом.

— А где именно?

— Да хрен его знает, где-то за пятнадцатым километром. Рудакова это дача, он там как хозяин себя вёл.

Дачу Рудакова, само собой, мы осматривали, там он не появлялся. А у Кузьмина дачи вообще не было.

— И потребовали у тебя свидетеля убрать? — продолжил я.

— Я мокрухами не занимаюсь, — гордо произнёс Север.

— Мне-то не гони, я эти стволы видел. Убил свидетеля?

— Нет, можешь сам проверить, живой он ушёл. Дед один, как же его звали? — он потёр затылок. — Не помню, жил он за речкой… во, вспомнил! Фамилия у него была Захаров! Вредный дед, но я к нему приехал, сказал, чтобы помалкивал, он меня понял и в ментовку не пошёл. И в итоге на того жмура разбившегося тёлку и повесили.

Внешне я этого не показал, но фамилию вспомнил. Это же со старика Захарова изначально пошла моя зацепка по банде чёрных риелторов. Его внучка подала заявление о пропаже деда, а потом её убили, и захваченный нами участник банды обвинял в убийстве старика и его внучки покойного Ганса. А рядом с домом Ганса мы нашли следы машины Рудакова.

Снова все события перемешивались, но при этом и объединялись между собой необычным образом. Север приказал убить деда? Хм…. Вот в то, что к Северу пришли и потребовали, чтобы он запугал свидетеля — верю. А в то, чтобы блатной связался с Гансом, который, по словам Василия Ивановича, на зоне был опущенным, верится с трудом.

— Вот только потом деда всё равно убили, — сказал я. — Знаю я про это дело.

— Я к этому отношения не имею, начальник, — твёрдо произнёс Север, но вдруг заржал. — А знаешь, что самое смешное? Ты же в курсах, начальник, что Артур из-за своего пасынка тогда Боцмана порвал? А вот Кузьма, знаешь, кого сбил? Жену Артура! Мать того пацана!

— Вот как, — я пристально посмотрел на него.

— А Артур-то и не в курсах, а то бы решил, что это менты своего отмазали, тогда бы весь РУОП перестрелял вместе с батей твоим! — Север заржал ещё громче. — А может, и в курсах, узнал потом, но стал выжидать, Артур ведь может долго злобу в себе держать, если сразу не выйдет замочить. Так что ты посматривай по сторонам, пацанчик, может, тебя уже киллер пасет.

— Я тебе не пацанчик, вор, — осадил я его. — И ты сам больше всех рискуешь. Артур, если прознает про стволы, тебя на своём кладбище живьём закопает. Так что, Север, твой контакт у меня есть, от работы отвлекать не буду. Но я не Кузьма, я работаю иначе.

— Долю потребуешь побольше? — он усмехнулся.

— Мне твои бабки не нужны. Коллегам я мешать не буду, но если потребуется, заявлюсь прямо к тебе. А если ты думаешь, что можешь меня потом грохнуть — и о разговоре не прознают, то зря…

Я с усмешкой похлопал себе