посылал в землю несколько ударных волн – в этом выросте был спрятан особый орган. Первая волна получалась мощней прочих, от неё вязко отдавало в груди. Остальные шли слабее; а, может, так ощущалось после первой. Раздробленную, осыпающуюся землю крот подминал когтями под брюхо и утаптывал задними лапами. Земли этой было до странного мало, хватило бы от силы на две-три лопаты.

Кат, Петер и Фьол шли следом, держась на расстоянии. Иначе закладывало уши – не столько от грохота, сколько от того, что воздух рядом с кротом во время взрывов делался страшно разреженным. Кат сунулся было один раз ближе и сильно об этом пожалел: почудилось, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. Больше он такой ошибки не совершал. Если бы сзади не ковылял второй крот, Кат увеличил бы дистанцию ещё на дюжину саженей.

Чувствовал себя он препаршиво. Усталость брала своё, от духоты стискивало виски, накатывала муторная сонливость. Рюкзак за плечами казался набитым камнями. Шею резал ремень, на котором болтался дыхательный прибор: перед тем как спуститься в тоннели, Фьол выдал Кату ржавый баллон с присоединённым к нему регулятором давления и коротким шлангом. Конец шланга был увенчан мундштуком, грубо вырезанным из трещиноватой резины. Похожий баллон достался и Петеру. Регулятор барахлил, кислород приходилось тянуть с усилием, но обойтись без аппарата в свежевырытом тоннеле было нельзя.

– Куда всё девается? – спросил Кат Фьола, когда наступило короткое затишье после очередных взрывов. – Он вёдрами должен землю у себя из-под носа выгребать. Жрёт он её, что ли?

Крот, бубня на своём угрюмом языке, обнюхивал стену. Был виден его тощий, покрытый роговой чешуёй зад и до смешного маленькие для такого крупного существа гениталии. Недостаток кислорода, похоже, крота не беспокоил.

– Действительно, – поддержал Петер, отводя от лица мундштук. – Когда он… ну, бабахает, то перед ним всё как-то расступается.

– Глазастый мальчик, – похвалил Фьол и скованно дёрнул рукой: будто хотел потрепать Петера по плечу, но передумал. – Кроты – не простые мутанты. На их развитии сказалась та беда, про которую я говорил, помнишь? Когда хозяин облажался в первый раз. Те, кто держался близко к порталам – у них появилась связь с Разрывом. Односторонняя.

Петер вежливо кивнул, не понимая. Потом распахнул глаза:

– Они сбрасывают землю в Разрыв?!

– Верно, – хихикнул Фьол. – Прямо туда. Бум! И поминай как звали. Потому-то роют так быстро. Этому красавцу (он указал на крота) не надо заботиться об отходах производства. Просто прёт себе, куда глаза глядят, да шарахает всё в Разрыв. Они и друг друга так могут. Видел бы ты, какие у самцов драки за бабу! Прямо дуэли. Сходятся-сходятся… Потом бум!! И одного нет.

Он всё время подчёркнуто обращался к Петеру, делая вид, что не замечает Ката. На шее у старика тоже висел дыхательный аппарат: лёгкая, тонкой работы вещица с маской из прозрачного материала.

– А уходить в Разрыв они умеют? – спросил Петер.

Фьол качнул головой:

– Нет, могут только вот так. Хозяин очень ими гордился. Говорил, мол, открыл новый тип эволюции. Стрессовая эволюция – вот как её называл. Но пришлось свернуть исследования, когда оазис подобрался к лаборатории…

Крот-проходчик бросил топтаться на месте, сердито рявкнул под нос. Снова зазвучали взрывы. Кат, чувствуя подступающую дурноту, нашарил мундштук и принялся всасывать кислород с усилием, как воду.

Петер с Фьолом двинулись вперёд. Старик, перекрикивая грохот, продолжал что-то втолковывать мальчику. Кат хотел отстать на несколько шагов: ему надоел Фьол, надоело смотреть на его извивающиеся по земле щупальца и слушать несмолкаемый, слащавый дребезг его голоса. Да только тут же послышалось за спиной угрожающе фырканье – страшилище, что топало сзади, не желало сбавлять ход. Страшилище, как выяснилось, было самкой; впрочем, если не считать одного незначительного элемента, самку от самца ничего не отличало.

Кротиха волочила за собой привязанную к постромкам волокушу, ржавый лист железа с загнутым передом. На волокуше ехала ловушка. Кат предполагал, что это будет устройство вроде капкана или клетки. Однако ловушка оказалась простым кубом, сработанным из нержавеющей стали. Сбоку виднелся разъём для подключения проводов – и только: на поверхности куба не было ни кнопок, ни рычагов, ни экранов. И ни единого шва. Сплошь тусклый, в царапинах металл, такой толстый, что, если по нему постучать, раздавался не звон, а глухой короткий гул.

Какое-то время Кат шёл позади Фьола с Петером, потягивая кислород и яростно моргая, чтобы не так резало от бессонницы глаза. Рискованно было отправляться в путь, не выспавшись. Но сон в подземной берлоге Фьола стал бы, скорее всего, не просто ошибкой – последней ошибкой Ката. Да и время поджимало… «Помрём – отдохнём, – вертелась в голове дурацкая поговорка. – Помрём – отдохнём». Эту нелепицу любил повторять кто-то из знакомых матери, но кто именно, Кат вспомнить сейчас не мог. Мозг словно бы плавал в тёплой манной каше. Мысль о том, что вот-вот придётся встретиться с Основателем, вызывала не страх, а тоску.

И ещё ворочалось, судя по ощущениям, где-то под селезёнкой неловкое, непривычное чувство. Стыд. Кат его испытывал крайне редко. Когда ведёшь дела с такими, как Кила, стыд – роскошь, которую не можешь себе позволить, а Кат вёл дела с Килой уже очень много лет. Но сейчас ему было не по себе из-за пережитой вспышки ярости. «Ведь ещё чуть-чуть – и прирезал бы доходягу, – думал Кат. – Что на меня нашло? Как с цепи сорвался». Очевидно, батимская разрушительная магия действовала не только на атмосферу, но и на мозги. Стоило учесть это обстоятельство и впредь держаться настороже: упырь не должен терять над собой власть.

«Не буду терять», – решил Кат. В следующий миг на него накатило чужое воспоминание.

Редкостной гнусности.

Вначале стало темно. Кат