сопровождала свита из семи человек, которые тут же присоединились к толпе, встав в первые ряды. Коэн же плавно поднялся на сцену и встал у витиеватой черной трибуны. Несколько мгновений он молча осматривал зал. Ася была готова поклясться, что он увидел ее. Она ощутила это всем своим нутром, всем телом, тотчас покрывшимся мурашками.

— Audi vidi sili [Слушай, смотри и молчи (с лат.)]! — глухо воскликнул он и согнул руки в локтях, выставляя их перед собой. — Этими словами начинается каждое особое собрание. Каждая его вторая часть. Самый важный элемент ритуала «Munus» [Подношение (с лат.)]!

Ася с тревогой вслушивалась в слова Отца. Его мягкий тембр сменился на властный и жесткий баритон. В зале было человек тридцать, но по воцарившейся тишине казалось, что Коэн находится в помещении один. Не слышно было даже чужого дыхания. Все с замиранием сердца внимали словам главы.

— Истина всегда требует жертву. Такова цена. Без страдания нам не познать сути мироздания и не обрести покой, — продолжал Отец. — Жертва — это часть нас. Это элемент души, который мы готовы преподнести взамен на счастье. Если вы сейчас стоите здесь и слышите меня — вы достойны. У вас есть то, что можно отдать. И вы сделаете это сегодня.

Отец махнул рукой, и вперед вышли трое из его сопровождающих. Они встали рядом с каменными пьедесталами и поставили на них глубокие чаши, в свете огня отливающие золотом. Отец внимательно следил за каждым их движением.

— Элементами мироздания традиционно считают пять символов, — продолжил тираду Отец. — Увлеченный — огонь, материальный — земля, жесткий — металл, пассивный — вода, изменчивый — дерево. Одни создают, другие — чрезмерствуют, третьи — разрушают, а четвертые — атакуют. Эти энергии находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и изменения! И мы с вами делаем все, чтобы поддерживать хрупкий баланс между элементами! Однако не многие знают о шестом символе. Элемент духовный, созидающий. Это кровь. И я хочу, чтобы вы стали частью пятиконечной звезды мироздания, чтобы вложили в ее сердце частичку себя! Подойдите к рунам и принесите себя в жертву!

После слов Отца толпа послушников медленно разделилась на три части, ровными линиями потянувшись к алтарям, где стояли люди с чашами. Ася невольно втиснулась в центр одной из очередей, почти сжатая между двумя послушниками, которые будто не замечали ее. Девушка, поднявшись на носки, внимательно наблюдала за тем, что происходит впереди. Отец спустился со своего пьедестала и подошел к центральному каменному алтарю. В его руке золотом блеснул короткий ножик, которым в следующую секунду он резко провел по ладони и сжал ее в кулак. Тонкий шелк крови тотчас заструился по руке, с брызгами сбегая на холодный бетон.

— Sudore et sanguine [Потом и кровью (с лат.)]! — воскликнул Отец, заворожено наблюдая за алым ручейком на своих пальцах.

После его слов люди, что стояли во главе остальных пьедесталов, точно также разрезали свои ладони, пуская темно-красную жидкость в золотые чаши. Никто из них даже не вздрогнул, когда острое лезвие вскрывало тонкую кожу рук. Их кулаки с силой сжались, окрашиваясь в алый цвет. Тогда очереди начали медленно продвигаться. Люди в плащах послушно вытягивали ладони вперед, а потом сжимали их, выпуская кровь в сосуды.

Ася ватными ногами продвигалась вперед. Она с ужасом думала о том, как ее ладонь разрежут ножом, что до нее искромсал с десяток чужих рук. У нее не было возможности скрыться — Отец поднялся на постамент и внимательно следил за тем, как проходила эта дикая процессия. Его безразличное лицо не выражало абсолютно ничего, лишь в темных глазах блестели огненные всполохи.

Где-то за спиной послышался стук барабанов. Он ритмично отбивал темп, толкая послушников вперед и словно подгоняя их. Ася чувствовала, как сильно в груди металось сердце, когда она стояла почти у самого алтаря. Стоило девушке подойти к каменному пьедесталу вплотную, как она едва сдержала вскрик. Человек, облаченный в алую мантию, перед ней оказался Павлом. Его холодное лицо, скрытое в тени капюшона, подсвечивалось отблесками свеч. Ася неуверенно протянула тонкую руку вперед, и тогда Павел поднял глаза на нее. Мужчина ошарашенно замер, до белых костяшек сжав золотой кинжал. Ася и сама едва сдерживала дикий ужас, однако еще сильнее ее пугала возможность быть раскрытыми, поэтому девушка шикнула:

— Режь.

— Сделай вид, что тебе плохо, — в ответ зашептал Павел, наклонившись вперед. — Они уведут тебя.

Ася неуверенно скосилась на Отца. Тот внимательно наблюдал за послушниками, и его цепкий холодный взгляд остановился на ней. Нужно было действовать, чтобы старик ничего не понял, чтобы не заметил бледного Асиного лица и напряженной фигуры своего сына напротив.

— Режь, дурак! — процедила она сквозь зубы.

— Прости, — чуть поколебавшись, прошептал мужчина перед тем, как взять в руку дрожащую ладонь Аси и холодным лезвием провести вдоль ее линии.

Ася болезненно зажмурилась, стараясь не застонать от боли. Потом она сжала ладонь в кулак и выпустила поток крови в чашу. Несколько мучительно долгих секунд — и девушка наконец отошла от пьедестала, даже не взглянув на Павла, который, напряженно застыв, наблюдал за ней. Ася вернулась в толпу послушников, прижимая бархат накидки к левой ладони. Рана жгла и ныла, а ручеек крови никак не останавливался, однако его было совсем не видно на красной ткани плаща.

Вскоре все послушники вернулись на свои места, прижимая руки к груди. Тогда Отец, выдержав паузу, заговорил вновь.

— Ваша жертва станет частью миссии. Она соединится в человеческом единстве! — Павел, взяв в руки сосуд, шагнул вперед. Следом его действия повторили остальные двое. Они поставили свои чаши на главный алтарь в центре, и Сын медленно влил их содержимое в позолоченный кубок, инкрустированный драгоценными камнями. Кровь послушным потоком стекала из сосудов, капая на пьедестал бурыми пятнами. Когда бокал был заполнен, Павел отставил пустые чаши и медленно отошел в толпу.

Жар в зале усиливался, и дышать становилось все тяжелее. Ася стояла в третьем ряду, изо всех сил сопротивляясь накатившей слабости. Она понимала, что сейчас совершенно беззащитна. Павел не мог ее защитить, он стал частью ритуала, а люди вокруг вовсе не замечали послушницу, они были поглощены драгоценным сияющим кубком на алтаре и магическими заклинаниями Отца.

Вокруг царила какая-то ядовитая атмосфера жертвенности. Запахи крови и чужих тел смешались с ароматами смерти, страха и благоговения. Церемония медленно подходила к своей пугающей кульминации.

— Memento mori [Помни о смерти (с лат.)]! — прокричал Отец, и вдруг откуда-то из стены за его спиной вышел человек. Он будто образовался из темноты, поглотившей