Шрифт:
Закладка:
Петрович в розовом халатике лежал пластом и глаз не открывал.
После шампанского у него все перемешалось в голове, он и не думал проявлять какую-то бдительность.
Может, даже спал, и ему снилась родная кафедра института, где вчера он хорошенько гульнул по поводу очередного праздника.
А про погоду наверняка спрашивает нерадивая студентка, пришедшая на пересдачу и заставшая профессора лежащим на куче учебной литературы и страдающим.
— Не правда, — грубо огрызнулся он, не открывая глаз. — Слишком холодно. Или слишком жарко. Еще не разобрал.
Этого Ферро было достаточно.
Говорящая курица в розовом испачканном халате — кому нести волшебные яйца, как ни ей?
Удостоверившись, что это именно та самая курица, которая ей нужна, Ферро тотчас сменила свой сладенький, заискивающийся тон.
Одной своей страшной рукой она ухватила расслабленного Петровича поперек лысоватой шеи. Да так крепко, что от приличного давления у него глаза сами собой открылись и выпучились.
Второй рукой Ферро отчаянно и дерзко задрала юбки, явив миру очаровательные кружевные панталоны, и решительно десантировалась вместе со стиснутым Петровичем с верха лестницы в ближайшую грядку.
— Какого х… — прохрипел удушаемый Петрович, нелепо размахивая крыльями.
От прыжка Ферро с воплями разбежались куры и цыплята. Гуси, вполне уже подросшие и оперившиеся, пошли в атаку, вытянув шеи.
Но Ферро, цепко удерживающая наивного и беззащитного Петровича в руках, не боялась гусей.
Наподдав пинка вожаку гусиного стада, она в три прыжка очутилась у калитки.
Услышавшая что-то Анника выглянула из окна, но было слишком поздно. Ферро уже была за оградой!
— Задержи ее! — закричала в отчаянии Анника, заметив дрыгающего ногами Петровича в Руках Ферро.
Роза потянулась за воровкой, быстро и страшно. В жизни своей не видела, чтоб цветы росли с такой скоростью.
Но Ферро, видимо, вложила все свои силы в этот отчаянный поступок.
И десятиметровку до своей кареты она пробежала быстрее заправского спринтера.
Роза хватала ее железными шипами за платье, за подоткнутые юбки, за мелькающие икры, обтянутые белыми тонким чулками, и даже за шляпу с растрепанным париком и выбившимися серыми волосами. Но Ферро это не останавливало.
Оставляя на шипах розы клочья ткани и собственной подлой шкуры, Ферро заскочила на ходу в свою карету. Кучер щелкнул хлыстом, и кони рванули так быстро, что никакой розе было их не догнать.
Тем более, что роза могла охранять только то место, где были ее хозяева.
— Петровича украла! — кричала в ужасе Анника. — Петрович, миленький! Я же тебя предупреждала!
* * *
В карете Ферро ослабила хватку, чтобы не придушить несчастную птицу, и Петрович вырвался на волю.
А вместе с ним и его демоны.
— Стареющая проститутка! — прокричал он, мечась по карете в поисках выхода и отчаянно отбиваясь от Ферро когтистыми лапами. — Не смей прикасаться к моему… телу!
— Ощипанная дура! — шипела растрепанная, истерзанная Ферро. — Прекрати дергаться, не то шею сверну!
— Я петух! — орал Петрович. — Сама ты ощипанная дура! Украли меня, подонки!
— Какой еще петух! — вопила Ферро с издевкой. — Глупая курица!
Роза и Петрович расцарапали ей лицо, спутали волосы. Шляпа вместе с париком закатились куда-то под ноги Ферро, пудра с лица осыпалась и стерлась в драке. И стало видно, что Орландо-то прав: Ферро намного, на-амного старше тех лет, какие себе приписывала.
— Хе-хе! — издеваясь, ответил Петрович.
Он вкарабкался наверх, уцепился когтями за штору на окошке, задрал хвост и прицельно цыкнул в похитительницу.
— Ах ты, мерзкая крыса! — возмутилась Ферро, отирая с щеки продукты жизнедеятельности Петровича.
Карета мчалась, не уступая, наверное, по скорости и старушке Мидоуз. Взмыленные лошади раздували огненные ноздри. Ферро и Петровича нещадно болтало, как в бетономешалке.
Но они продолжали драться, сражаясь каждый за свое.
Петрович — за свободу и за жизнь, Ферро — за мечту.
Можно было всякого ожидать от Ферро. Можно было думать, что она утащит Петровича в свой дом, и там заточит его в клетку с тем, чтобы он бесконечно несся.
Но она решилась на самый отчаянный шаг.
За окнами кареты мелькал вовсе не город и его улицы.
И не домики с прохожими.
Места вокруг мчащегося экипажа становились все более лесистыми, все более дикими.
И Петрович, выглянувший, чтоб посмотреть, куда его везут, так и остолбенел.
— Ты куда завезла меня, клизма старая?
Перед глазами его встал дивный лес.
Чудесное место, природа, полная жизни и какой-то волшебной, величественной торжественности.
То самое спорное место, что Ферро так хотела купить.
Очаг волшебства.
Где-то за деревьями виднелись белые камни, веками омываемые дождями. Старые развалины то ли храма, то ли капища.
Петрович ощутил, как каждое его новое перышко отчего-то дыбом встает в предчувствии надвигающегося события.
И он заорал, отчаянно и страшно, словно Ферро уже вытащила нож и ему грозит.
Ферро же на вопли несчастной жертвы похищения не обратила никакого внимания. Ухватив его, крепко сжав, она обняла Петровича, как свою последнюю надежду.
И держала его так, пугая несчастного бешеным сердцебиением и жутким, отчаянным молчанием.
Карета домчалась до небольшой прогалины на полянке.
Сред цветущего луга на опушке виднелась небольшая прогалина — словно там что-то взорвалось, и потому на этом месте трава не росла.
Над прогалиной возвышалась какая-то не то арка, не то воротца.
Едва карета остановилась, как Ферро вывалилась из нее в траву, все так же прижимая Петровича к груди.
— Отпусти меня, маньячка! — вопил Петрович, стараясь вырваться из ее цепких рук. — Помогите! Помогите, суп варят! Из меня варят суп! Анника! Я все прощу! Я раскаиваюсь, раскаиваюсь! Я буду слушаться, только спаси! Па-ма-ги-те-е-е!
Ферро, путаясь в разнотравье, с промокшими от вечерней росы ногами, добралась до эпицентра взрыва, и шлепнулась на желтую прогалину, выпустив из рук ошалевшего Петровича.
— Ну, я принесла! — завопила она дрожащим голосом. — Самое дорогое, что у меня есть! Самое!
— Меня у тебя нет, — грубо возразил Петрович. — Ты меня украла, мошенница! Я не твой!
Но Ферро его не слушала.
Чуть не плача, обращаясь к тихому и величественному месту силы, она ползала на коленях, вся дрожа.
Эта ее выходка с похищением Петровича была просто жестом отчаяния, желанием изменить нескладную жизнь одним махом.
— Я могла б его заставить нести мне алмазные яйца! — прокричала она в лес. — Или высиживать цыплят, которые несут эти яйца, и стала бы богаче короля! Но я отдаю это чудо тебе!
— Ты зарезать меня собралась, что ли?! — всполошился Петрович. — Дура, что ли?!
— Ну, почему я такая несчастная?! Почему все время одна? — продолжала орать Ферро, не обращая больше внимания на Петровича. — Я столько работала! Я так старалась! А никто