Отяжелевший, переваливаясь с боку на бок, после шампанского и шоколада, он бежал к корзинкам с фруктами и поглощал виноград.

И уже совершенно расслабленный, довольный и пьяный, Петрович, непойманный и гордый, направился к танцующим парам.

— Я сегодня та-а-акой непредсказуемый! — квохтал он. — Я прям девочка-девочка! Я прям из сказки принцесса! И та-а-ак танцевать хочется! Уи-и-и!

Он подпрыгнул, ухватился клювом за чей-то подол и повис, словно прищепка.

Обладательница юбки кружилась, и Петрович вместе с ней, как на карусели.

Ветерок красиво трепал поясок его халатика.

— Уи-и-и! — пищал счастливый Петрович, отцепляясь от одной юбки и перепрыгивая на другую.

И продолжая кружение по залу.

Так он допрыгал и до меня.

В первый миг мне показалось, что мне на подол просто кто-то наступил.

Но, мельком оглянувшись, я увидела толстый снаряд, прицепившийся мне на платье.

Счастливый снаряд.

Потому что глаза у Петровича, хоть и смотрели в разные стороны, а были наполнены счастьем.

Холодея от ужаса, я кружила этого гедониста на платье и делала отчаянные знаки Орландо.

— Что такое? — подозрительно спросил тот. — Вы же не заигрываете со мной так странно, Эстелла? Это выглядит пугающе. Как будто вы мне голову хотите оторвать.

— Вообще-то следовало бы! — сердито зашипела я.

— Что такое?

— Петрович у меня на хвосте! Вот что такое!

Орландо глянул мне через плечо. Петрович все еще волочился, прикрепленный к моему платью, и тянул радостное: «Уи-и-и!».

Орландо посерьезнел и коротко кивнул.

— Сейчас мы решим эту проблему! — и он уверенной рукой направил меня прочь от танцующих.

Следом за нами с ловкостью индейца последовала и Анника.

Мы кружились и вальсировали сначала до края зала, потом в дверях, а затем и в коридор прокружились.

Тут Орландо остановился, юбка моя прекратила бешено вращаться, и отяжелевший Петрович шлепнулся на пол с подолом, зажатым намертво в клюве.

— Попался! — налетела на него Анника.

Она ухватила его за бока и отодрала от моего платья.

Петрович был совершенно косой.

— Ой, — проговорил он. Глаза его вращались в разные стороны. — Что-то мне не хорошо…

— Этого только не хватало! — вскричала Анника, отстранив от себя пьяного Петровича и держа его на вытянутых руках. — Его сейчас стошнит?!

— Не должно, — ответил Петрович, прислушиваясь к бурлению в собственном организме.

— Быстрее на воздух! — скомандовал Орландо, и мы дружной толпой ломанулись вниз по лестнице, к выходу.

— Петрович, терпи! — вопила Анника, таща его, ошалевшего, на вытянутых руках. — Терпи, миленький!

— Терплю, — смиренно отвечал Петрович, хотя выражение его куриного лица становилось все страннее и страннее.

Мы вывалились в темноту и прохладу летней ночи, и Петрович вдруг издал душераздирающий крик.

— Что, что?! — ахала Анника. — Тошнит? Живот крутит?!

— Кудах! — орал Петрович, пуча глаза и вытягивая шею. — Твою куриную мать за ногу!

Я только сейчас сообразила, что он расщедрился на очередное яйцо!

И оно будет посерьезнее, чем алмазное?! Потому что Петрович никак не мог его исторгнуть?!

— Да что с тобой такое?! — пискнула Анника. И тут Петрович исторг. Яйцо покатилось по брусчатке, звеня, и я кинулась его ловить.

Красивое блестящее яйцо, выточенное из нежного розового перламутра.

Оно было на трех гнутых золотых ножках в виде стилизованных львиных лап, и украшено золотыми, с бриллиантами, меридианами, золотыми стеблями ландышей с жемчужными цветами и эмалевыми светло-зелеными листьями.

На верхушке яйца поблескивала золотая, в бриллиантах и рубинах, герцогская корона.

Я, поднимая яйцо, нечаянно потянула ее, и она отскочила. Яйцо распалось, раскрылось шестью лепестками, по краям украшенными золотыми нитями с вкрапленными в них алмазами, и в яйце оказались два новеньких, блестящих золотых обручальных кольца.

— Совет да любовь, — всхлипывал пьяненький Петрович, бессильной тряпочкой свисая с рук Анники.

— Петрович!.. — только и смогла вымолвить я.

Это ж надо, так ради меня расстараться!..

И за всеми этими переживаниями мы не заметили, что из кустов за нашей компанией наблюдает продрогшая и злая Ферро!

Ее искусанные губы со стершейся помадой искривила недобрая улыбка.

— Так вот откуда она берет яйца, — прошипела Ферро, внимательно рассматривая Петровича.

Облезлую нелепую курицу в розовом халате.

— Ну, что ж…

Она замолчала, и молчание это было очень нехорошим…

Глава 47

С утра Петровичу было худо.

То ли объелся, то ли перепил. То ли слишком много впечатлений выпало на его куриную голову.

Он лежал в своей мансарде, высунув голову из окна, и отказывался есть. Только пил, и пил много.

Кажется, у него было похмелье. Но он ни в чем не раскаивался.

Но нам с Анникой было не до него.

Нотариус привез нам документы на право владения всеми фермами Ферро, и я так и села.

Это действительно была огромная империя! Сто двадцать три фермы, разной площади, с разным количеством работников, с овощами и с живностью в виде птицы, коров, свиней… Проиграть в карты все это — сущее безумие!

Анника лихорадочно подсчитывала наши предполагаемые доходы.

Даже с учетом жалования работникам в несколько серебряных сумма получалась такая большая, что бедняжка не могла посчитать.

— Ой, — шептала она, прижимая ладони к щекам, — ой… я таких цифр не знаю…

— Не беда, — беспечно ответила я. — Мы наймем тебе гувернантку, она тебя научит этим цифрам. А теперь знаешь что? Поедем по нашим новым фермам, заплатим людям жалование. Думаю, никому оно лишним не будет. Ну, и объявим им наши новые правила.

— Никаких штрафов! — вскричала Анника радостно.

Я погрозила ей пальцем.

— Лентяям и вредителям их не избежать, — сказала я. — Если человек спит, а огород чахнет…

— Да нет таких, нет! — с жаром убеждала меня Анника. — Все работники прилежные и трудолюбивые!

— Ну и отлично!

Нам пришлось заехать в город, разменять золота, чтоб у меня в руках было достаточно серебряных монет — заплатить жалование, которое Ферро людям давненько не выдавала.

И золота этого было достаточно много.

Мы ездили целый день, раздавая деньги, рассказывая о новых правилах и о «Дешевой лавке», которая начала свою работу.

Отныне вся продукция должна была продаваться через лавку у нас на участке, с красивой вывеской и приветливыми продавцами.

— Думаю, — важно заметила я, — что цены можно снизить, если продавать все подряд. Не по пять, а по четыре медяка за мерку. Это будет справедливо.

— И все-все у нас, в нашей лавке, которую отстроил плотник? — воскликнула Анника.

— Да, именно там, — подтвердила я. — Все свежее, чистое, красиво упакованное. Не гнилое и не испорченное. Дары от самой матушки природы!

Со своей миссией ездили мы настолько долго, что старушка Мидоуз притомилась, натрудила копыта и обратно, домой, шла неторопливо.

Анника заснула, прижав к себе