Шрифт:
Закладка:
Бессмертный взял одну из цепей в руки и оторвал часть звеньев, могучим ударом швырнув в море.
–Собирай, Марья, собирай, невестушка!– весело проревел он.– Пока все не соберешь!
–Ларец открой!– заорал Засека, поняв, что я не собираюсь его отдавать, и через Кащееву голову швырнул мне ключи.
Что ж там такое-то, подумал я, открывая железную крышку.
На миг замерло и затихло все.
В ларце, в холщовом мешке, лежало грязное, в бурых потеках, яйцо.
И тогда я понял вдруг, все сложилось в моей голове.
Засека добыл Кащееву смерть, кто знает как, кто знает где, но добыл. Нашел нужный дуб, вскрыл сундук, расправился с зайцем и уткой и кто знает с чем еще – и забрал яйцо себе. Но только он не собирался лишать старое чудовище жизни.
Нет, он хотел понять, как обрести бессмертие. Ездил по колдунам, пытаясь решить загадку Кащеевой смерти, отказывал покупателям, которые быстро прознали про Засекину тайну. А ватаге своей и словом ведь не обмолвился.
Потом, видно, отчаялся и, прежде чем яйцо продать, решил сам попытать счастья в том деле, для которого все и хотели владеть яйцом. С той единственной целью, что понятна разбойнику.
Найти Кащея и под страхом смерти выпытать у него, где спрятаны его несметные сокровища.
Те самые, о которых он рассказал мне за несколько ведер воды.
Он ведь и к Марье затем сватался, сообразил я. Ни для чего, кроме как для того, чтоб узнать, где Бессмертный запрятан.
А я случайно на него вышел и Засеку за собой привел, а Марья уж прилетела, когда колокольчики услыхала.
А Кащеева смерть все это время была у меня. Погибель, да не моя.
Я опоздал всего лишь на секунду.
Марья сняла шлем и раскидала по плечам волосы, наверное, с закрытыми она толком не могла колдовать.
Засека взвел самострел, метя в шею Кащею, рванувшемуся ко мне.
Тренькнуло, одна из стрел отскочила от бронированного плеча, как живая, и воткнулась Засеке в глаз, завершая старое лесное проклятие.
Вторая прошла мимо, скользнула над моим плечом, обожгла шею и ушла за спину. Я услышал тихое «ох».
Когда я обернулся, Марья уже катилась по склону. Стрела торчала у нее из щеки – несбывшееся, ходившее за заговоренным доспехом, мигом взяло свое.
–Ма-а-арья!
Нечеловеческий крик Кащея расколол несколько каменных деревьев, рядом врезалась молния, заорало где-то вдали всполошенное воронье, и осыпалась часть каменного берега.
Я схватил Марью за руку, но не устоял, и по каменным пням мы вместе покатились в воду.
Сколько крови, подумал я, сколько крови. Что сейчас будет.
Взбурлила вода, и тело Марьи дернуло на глубину.
–Вот подарок так подарок!– взвыло в волнах голосом Морской Козы.– Не зря я здесь недалеко ходила! Убирайся прочь, Явор, прочь из воды!
Кобылица Марьи кинулась в море, словно всегда там была, распахнула непомерную пасть и вцепилась рыбине в хребет, выдирая куски, вступаясь за уже мертвую хозяйку. Ясконтьева дочь кричала дурным человеческим голосом, лихорадочно болтая Марью. Плавники рассекали воду, из пасти расползались бурый туман да белые хлопья, море ахнуло, ударилось в скалу, глухая тоска навалилась и отхлынула, оставив занозу, и я понял, что Марьи больше нет. Потрясенный, я глядел, как дерутся в кровище два чудовища, одинаково уже не схожие ни с рыбой, ни с конем. Марья тонула, погружалась в родное море.
Я выскочил на берег, разбил наконец проклятое яйцо о мокрый камень. Кащей гигантской статуей застыл на берегу, а потом с грохотом упал на железные колени, так что трещина пошла. Меня он то ли замечал, то ли нет.
Я отвернулся от смрада – в протухшем давно нутре плавала костяная, похожая на птичье ребро, кривая иголка. Я, вытирая руки о ватник, вытащил ее.
Посмотрел на море.
–Марья,– сказал Бессмертный.– Прости меня, Марья. Первый год я тебя ненавидел, первый десяток лет я тебя проклинал, второй десяток – по тебе тосковал, третий – об одной тебе и думал. А вышло, что ты из-за меня погибла.
Я молчал. Я ничего не мог сказать, да и кто стал бы меня слушать. Мир вокруг рушился, заплывал кровью. Душу словно раздавил могильным камнем. Все и вся вокруг гибли из-за меня, из-за моей мести бывшему ватажку, а я стоял целехонек.
–Теперь,– сказал Кащей, глядя куда-то за горизонт, словно видел там некое движение, может быть, Ясконтия, идущего мстить за разодранную дочь,– теперь – ломай.
Снова наступал вечер, и Волк С Тысячею Морд опять нагонял меня.
Я уже слышал этот топот, от которого дрожала трава и умолкали смущенные птицы. Он мчался за мной, перепрыгивая реки и прошивая стрелою леса.
Я решил не гнать Коня, чтобы Волк С Тысячею Морд догнал меня засветло.
В долине меж зеленых холмов, именуемой Эллентрэй, он меня и настиг.
Он забежал наперед, и мы остановились.
–Стой, тебе не проехать дальше!– заявил он, ссаживая со спины Фолма и Макхама. У Макхама развязалась шнуровка на сапоге, и он в ней запутался. Я удивлялся, как он поутру находит край кровати, чтобы с нее встать. Я сказал ему об этом, и он окрысился, показывая длинные и тонкие, как иглы, зубы. Их я уже видел раньше.
–Перестань, в конце концов, смеяться над моими людьми!– оскорбился Волк С Тысячею Морд.– Ты, между прочим, ничем не лучше их, да к тому же воришка!
–Где ты здесь заметил людей?– спросил я, озираясь по сторонам. Голубые и розовые мотыльки порхали над травами, не решаясь сесть на дрожащие еще стебли.
–Отдай мне мое!– рявкнул он и бросился вперед. Но стальная бабочка, что я выпустил из руки, села ему на нос и укусила его ядовитой иглой. Он умер в прыжке, и, когда рухнул на траву, она запылала под его телом.
–Ну вот, опять он умер,– сообщил я Фолму и Макхаму. Они не осмелились заступить мне путь, и я погнал Коня дальше, зная, что у меня снова появилось время, теперь уже до полуночи.
«Сие Волк С Тысячею Морд,– сказано в книге,– и число ему – тысяча».
Я поправил цепь, которую мне так и не пришлось размотать, и дальше гнал Коня на пределе.
Кругом были зеленые холмы, только над головой – алое закатное небо. Мой светлый Конь тоже казался красным, а узоры на его шкуре, днем темно-синие, теперь выглядели угольными рисунками.
–Потерпи, Конь,– сказал я ему.– Когда мы доберемся до Поля Вод, я дам тебе отдохнуть.
Я звал его просто Конем, ибо его создатель не озаботился такой мелочью, как дать ему имя, а никто другой сделать этого был не вправе; даже я.
Мы скакали уже сутки с того времени, как я выжулил у Волка С Тысячею Морд его сокровище. Он не сразу бросился в погоню, а то мне было бы не уйти. Два раза он уже догнал нас, на рассвете и в час зенита. В первый раз, когда стальная змея, что я выпустил из мешка, скользнула к нему в траве и убила его, он очень удивился. Волк С Тысячею Морд двигался куда быстрее моего Коня, но это здорово задержало его. Во второй раз я отделался от него, выпустив стальную мышь, которую, правда, Фолм чуть не разрубил мечом. Вот теперь это повторилось снова, и до полуночи я мог его не ждать.
