— множество экспонатов, все подлинные, экскурсии тематические проводились. Но больше всего ходила в него молодежь — студенты, старшеклассники, а знаете почему? Потому что туда пускали бесплатно, — рассмеялась Ольга. — Значит, пригласил мальчик девочку на свидание, гуляют они по Невскому, у него денег только на две порции мороженого. А тут дождь. Они раз — и в музей. И не промокли, и время культурно провели, и на мороженое осталось. И были в том музее два экспоната, пользовавшиеся большим успехом. Это лаборатория средневекового алхимика и пыточная камера инквизиции. Все в натуральную величину, все орудия подлинные, как глянешь — мороз по коже. Тем более располагались они в подвале, в полутьме — полная иллюзия. Ну и тут вдруг приглашает меня Георгий Андреевич в этот музей. Я подумала — пошутил он так, юные годы вспомнил. Ну, встретились мы дня через два, и он целенаправленно повел меня в этот музей. Сказал: «Хочу тебе что-то показать». Ну, думаю, неужто и вправду перед камерой пыток целоваться будем, как школьники? Чудно все… Нет, в другую сторону свернул, прошли один зал, а там сидит женщина — такая маленькая, худенькая, издалека посмотришь — ребенок. А как ближе подошли, так видно, что не такая и молодая. Георгий ей: «Здравствуй, Валечка!» А она ему щебечет: «Здравствуй, Герочка, что-то ты зачастил к нам. Только я, — говорит, — тебя всегда рада видеть». А голос такой звонкий, молодой… Ну, он нас представил друг другу, сказал, что эта Валечка старинная приятельница, когда-то жили по соседству. И пошли мы дальше. Спустились по лестнице, Валечка нам дверь какую-то открыла, долго шли по коридору и пришли в довольно большое помещение, а там стоит огромный камень, прямо скала. Спереди плоский, и какие-то значки и рисунки на нем вырублены. Я удивилась, а Георгий Андреевич и говорит: «Запомни, Ольга, это место. И камень этот запомни. Сейчас ничего спрашивай, потом все поймешь. А если не поймешь, значит, так тому и быть. А пока посмотри на него…» Я хотела сказать, что камень явно с Востока, а Георгий Андреевич мне рот рукой закрыл — потом, говорит, все потом. Прощения попросил за то, что жизнь мне сломал и что перетрусил тогда. Сказал: «Нужно было тебя не отталкивать, это все гордыня наша успенская…» Я заплакала, говорю: «Может, еще не поздно?..» А он так твердо: «Нет, поздно, все поздно. Но я жизнь прожил не напрасно, и если судьбе угодно будет, то это выяснится».

Ольга уже не вытирала слезы, они свободно лились по щекам.

— Потом мы еще раз встретились, он мне те дневники отдал — пускай, говорит, будут у тебя, и обо мне память. А через какое-то время мне позвонили и сказали, что академик Успенский умер. Хотела я на похоронах подойти к его внуку и сказать про дневники, да там такая толпа была… яблоку негде упасть. У нас ведь как — пока человек жив, ему от коллег только критика. А как умер, так те, кто гадости делал, первыми на похоронах о его заслугах кричат! — в сердцах закончила Ольга и тут же удивилась: — Марина, что вы на меня так смотрите?

— Я? — Марина встрепенулась. — Ольга, вы должны поговорить с Георгием. Причем как можно скорее, завтра с утра. Понимаете, он нашел у себя в буфете тайник… но сначала прочитал в дневниках, в самом конце…

— Неужели он понял? — перебила ее Ольга.

— Да, его дед расшифровал те записи.

— Так речь идет…

— Об Атлантиде.

— Господи! — Ольга рухнула в кресло. — И ничего мне не сказал… Ни слова…

— Теперь это уже неважно, — мягко сказала Марина. — Нужно, чтобы вы сами прочитали эти записи. Там говорится, что от атлантов осталось величайшее сокровище и не надо его искать так далеко… что оно может быть ближе, чем все думают… это Ключевой камень, только нужен ключ, чтобы его открыть…

— И этот бандит требовал от вас какой-то ключ… — заметила Ольга. — Что это может быть?

— Там не сказано, только рисунок, вот такой… — Марина нарисовала по памяти.

— Это анк, коптский крест. Слушайте, а я ведь видела его! Тогда, в последнюю нашу экспедицию в Бахрейне, Георгий Александрович пытался вывезти какие-то артефакты… Но все отобрали в аэропорту, тогда там были беспорядки, и мы боялись, что нас вообще не выпустят из страны. — Ольга замолчала, припоминая. — Стоят такие типы с автоматами, страшные, лица замотаны, одни глаза горят. И орут по-своему, оружием машут — туда, мол, проходи, не стой! По-английски ни слова не знают, совсем дикие. Хорошо, что я за это время немножко научилась их языку, пока с проводниками да рабочими общалась. Объяснила им, что мы ученые из России. С большим трудом удалось отстоять записи, а эту маленькую штучку Георгий Александрович сунул в карман рубашки, ее не заметили. Она ведь небольшая, всего сантиметра четыре в длину. Анк точно был у него, когда мы прилетели. Неужели это и есть ключ? Думаю, он хранил его все это время.

— А Камилла его нашла, — протянула Марина. — Но вот куда она его спрятала?

— И откуда она узнала, что нужно искать? — добавила Ольга.

— Нам пора уходить, — едва слышно прошептал Гар-ни, — иначе скоро нас хватятся.

Мальчики начали бесшумно отползать от забранного решеткой окошка. Шамик бросил последний взгляд на удивительное создание — и в этот миг с Божеством что-то произошло. Прозрачная голова вздрогнула, пульсации внутри ее участились, паучьи лапы сильнее вцепились в подлокотники кресла, а в незримую радугу, переливающуюся в голову Верховного писца, вплелись черные и багрово-красные струи, струи тревоги и страха.

— Что это? — испуганно спросил Шамик, почувствовав нарастающую тревогу, и схватил своего спутника за руку.

— Не знаю, — ответил Гар-ни. — Я никогда прежде не видел Божество испуганным. Чего может бояться Бессмертный? Все в этом мире подвластно ему…

Верховный писец тоже почувствовал беспокойство Божества и, поднявшись с колен, отступил назад. Незримая радуга натянулась, поблекла и наконец вовсе погасла.

В то же время где-то внизу, под самыми глубокими, самыми потаенными подземельями дворца, раздалось глухое утробное гудение, басовое урчание, словно там недовольно заворочался какой-то огромный зверь.

— Бежим! — испуганно прошептал Гар-ни и пополз обратно по темному проходу.

Несколько минут мальчики ползли в темноте, навстречу бесшумному дыханию, освежающему воздух в покоях бога. Но это дыхание уже не было столь свежим и благоуханным, как раньше. С каждым новым вздохом воздух в трубе становился суше и жарче.

Наконец Гар-ни дополз до выхода из трубы, отодвинул плиту, и мальчики оказались в комнате, где ритмично и безостановочно раскачивалось опахало бога.

— Бежим,