Шрифт:
Закладка:
Это снова приводит ее в движение. Она снова заглатывает меня, слегка дразня головку языком, прежде чем обвить ею меня. Это почти идеально, насколько растянуты ее губы, насколько громко она сосет, насколько все это неаккуратно, какой нетерпеливой она выглядит. Но она делает не то, что я хочу, и у меня кончается терпение, мне надоело играть в ее маленькие игры.
— Я знаю, ты можешь выдержать больше, — настаиваю я, мой скрипучий голос напряжен. Мое сердце трепещет, пока я жду, когда она выслушает меня, не заставляя меня загонять остаток моего члена ей в глотку.
Она снова отрывает от меня свой рот и делает именно то, чего я ей не говорил делать: говорит.
— Если ты хочешь, чтобы я взяла больше, тогда заставь меня взять.
Так просто, я работаю на автопилоте, действуя из первобытного, отчаянного места.
Присев на край дивана, я глажу ее по лицу, нежными прикосновениями очерчивая, провожу большим пальцем по ее влажным губам и высоким скулам. Кладу большой палец ей на подбородок, я нажимаю на него, чтобы открыть ее челюсть, скольжу большим пальцем по ее нижним зубам и хрипло произношу:
— Открой этот милый ротик пошире для меня, Джи.
Она так и делает, ее нетерпеливый язычок высовывается наружу. Я кладу свою руку поверх ее на свой член, похлопывая по нему, и уголки ее губ приподнимаются в усмешке, а ресницы трепещут. Она чертовски хорошо знает, что мне нравилось, когда она делала это раньше. Взявшись за ее кудрявый конский хвост, я наклоняю ее голову вперед и направляю ее.
На этот раз никаких поддразниваний. Никаких колебаний. Одним плавным движением вниз она поглощает меня по всей длине, задыхаясь, кашляя, красиво набитая. Сначала она держит свой рот свободно вокруг меня, просто удерживая меня глубоко в своем горле, преодолевая свой рвотный рефлекс, облизывая мои гребаные яйца. Я держу ее голову там, но я не могу заставить ее сосать меня.
Я дергаю ее за корни, сыт по горло ее чрезмерным поведением, и рявкаю:
— Проглоти. Сейчас же.
Наконец-то, наконец-то, после целой вечности мне дают то, что я хочу. Сегодня вечером я был хорошим мальчиком, и кульминацией моего восхитительного поведения стал момент, когда Мириам глубоко заглатывает меня, уголок ее рта божественен, как горячий, влажный бархат. И если бы я не был так поглощен моментом, я был бы ошеломлен ее почти безупречным исполнением.
Она полна энтузиазма и свирепости, загоняя меня так глубоко в свое горло, что мне кажется, будто я умираю тысячью крошечных смертей. Она ведет себя грубо и хаотично, делая это непристойное занятие еще более грязным. Ее слюна покрывает мой член, облегчая ей проникновение в меня. Это чертовски беспорядочно и нетерпеливо, и это усиливает ощущения, пронизывающие меня. Все это время она стонет, ее рука между ног двигается все энергичнее, и я знаю, что ей это нравится. Ей нравится, когда я неистовствую под ее властью, моя сдержанность удерживается тонкой нитью. Один этот факт заставляет меня быть готовым кончить к чертовой матери.
Но это не то, что подводит меня к краю пропасти. Я теряю самообладание, когда она убирает руку с моего члена, чтобы прикрыть ослабевшую хватку, которую я запустил в ее волосы.
Трахни мой рот, вот что она говорит мне, когда пристально смотрит на меня из-под своих ресниц. Манит она меня так, потому что у нее устали руки или что-то еще, мне все равно.
В ту секунду, когда она отдает мне поводья, я вонзаюсь в ее горло с силой, которая должна была бы вывести из себя любого, но она этого не делает. Она полностью приспосабливается ко мне, поддерживая великолепное всасывание, отстраняясь лишь на мгновение, чтобы перевести дух, прежде чем приветствовать мои чрезмерно восторженные толчки. Ее глаза прикованы ко мне, из уголка сочится великолепная слеза, а за ней бушуют похоть и удовольствие. Ее язык везде, массирует мою вену, обволакивает, проникает в меня.
Грета знает, что я готов, когда я начинаю колебаться, и мои движения становятся все более неконтролируемыми, мой член набухает от потребности отпустить нахуй. И все же она не сбавляет темпа, заходя так далеко, что сжимает горло, когда я ударяю глотку, даже когда я похлопываю ее по плечу, потому что я всего лишь пошутил насчет того, чтобы кончить в ее умелый рот.
Хотя она ничего не делает.
Она безостановочно нависает надо мной, постанывая, не мигая, глядя на меня своими великолепными, затуманенными глазами, как будто она тоже близко. Она боготворит меня, и это примитивно и чудесно наблюдать за ее приверженностью моему удовольствию и…
Черт, черт, черт.
Она обхватывает и ласкает мои яйца, затем пальцем дразнит сморщенное отверстие моей задницы. Еще один поворот ее запястья и жесткий, резкий отсос и щелчок по кончику, и я отпускаю, сперма стекает с моего члена в ее горло.
— Мириам, — кричу я, имя срывается с моих губ, как печальная молитва, мое лицо искажено неподдельным желанием. Она тоже что-то говорит, только ее слова невнятны, смесь нашей слюны и спермы вытекает из уголка ее рта.
Это один из самых интенсивных оргазмов, которые я когда-либо испытывал. Вулкан, который является моим оргазмом, извергается, и лава под моей кожей насыщает меня сильным жаром, ее пламя пробегает по моим венам. Прилив адреналина накрывает меня, и мои бедра выбиваются из ритма, когда она высасывает меня досуха, жадно выпивая все до последней капли.
Волна за волной эйфории захлестывает меня. Я парю высоко в небе, и каким-то образом мне разрешен доступ на небеса. Я нежусь там с минуту, отдаваясь восторгу, который поглощает мое тело. Все мое тело мне не принадлежит. Мои кости разжижаются и становятся бесполезными. Я даже не могу нормально дышать.
У парней не может быть множественных оргазмов. Я знаю это. Я признаю, что биологически это не то, что происходит со мной. Но, черт возьми, неужели это так кажется, то, как экстаз обрушивается на меня снова и снова, сливаясь воедино, кажется бесконечным.
Как женщины не занимаются сексом двадцать четыре часа в сутки, когда они могут чувствовать себя так — возможно, даже лучше — выше моего понимания.
Когда эффект моего освобождения ослабевает, и я возвращаюсь в реальность, я замечаю, что Грета все еще сосет меня. Ее
