Шрифт:
Закладка:
— Я хотела бы, чтобы ты, Женя, показал мне свои стихи, — сказала Людмила Фёдоровна, пряча от меня глаза. — Я слышала, что ты ходишь на репетицию к Попову Виктору и выиграете твою, э-э-э, музыку и поёте твои песни. Это так?
— Так, Людмила Фёдоровна, — ответил я, кивая головой и глядя ей в глаза преданным собачьим взглядом.
— Надеюсь, вы там, э-э-э, про Христа не поёте?
— Нет! Мы там поём другие мои песни.
— Какие, например? Можешь мне прочитать?
— Я могу вам их дать почитать. Тетрадка у меня с собой.
Я снова раскрыл портфель, достал общую тетрадь и отдал Людмиле Фёдоровне.
— А я побегу? — спросил я. — В столовую хотел…
— Да-да! Беги.
Людмила Фёдоровна раскрыла тетрадь, отметила название: «Олень», и задумчиво прочитала строчки первого стихотворения.
— Осенью в дождливый серый день, проскакал по городу олень. Он летел над гулкой мостовой рыжим лесом пущенной стрелой. Вернись, лесной олень, по моему хотенью! Умчи меня олень, в свою страну оленью. Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль, умчи меня туда, лесной олень!
Завуч нахмурилась и перелистнула страницу.
— Под небом голубым есть город золотой с прозрачными воротами и ясною звездой.А в городе том сад, все травы да цветы, гуляют там животные невиданной красы…
Она вздохнула.
— Час от часу не легче… Животные какие-то… Золотой орёл небесный…
— А это что? Что за рифма: «оттяг» — «ништяг»? Песня про индейца… Та-а-а-к… Беда…
Людмила Фёдоровна перелистнула страницу и прочитала:
— «Детство». Хм! Детство, детство, ты куда бежишь? Детство, детство, ты куда спешишь? Не наигрался я ещё с тобой. Детство, детство, ты куда? Постой. А я хочу, а я хочу опять по крышам бегать, голубей гонять. Дразнить Наташку, дёргать за косу, на самокате мчаться по двору.
— Хм! Не наигрался он! Так иди и играй! Взрослый, какой нашёлся! А это что? «Как прекрасен этот мир»… Нука… Ты проснёшься на рассвете. Мы с тобою вместе встретим день рождения зари. Как прекрасен этот мир, посмотри! Как прекрасен этот мир! Как прекрасен этот мир, посмотри! Как прекрасен этот мир!
— Белиберда какая-то! Каша у мальчишки в голове! Каша! Надо спасать ребёнка!
— Снова «Куда уходит детство, в какие города? Да, что же это такое? А стихи хорошие… Так, 'Маленькая страна»… Есть за горами, за лесами маленькая страна… Там звери с добрыми глазами, там жизнь любви полна, там чудо-озеро искрится, там зла и горя нет. Там во дворце живёт жар-птица и людям дарит свет. Почему там, а не здесь? Где это «там»? Здесь живёт жар-птица? А, где это «здесь?»
Снова шелест страниц.
— А это хорошо! «Крылатые качели» — хорошее название. И текст… Очень хорошо… И вот… «Прекрасное далеко не будь ко мне жестоко. Не будь ко мне жестоко… Жестоко не будь. От чистого истока в Прекрасное Далеко, в Прекрасное Далеко я начинаю путь…». Очень хорошо.
Людмила Фёдоровна не услышала, как прозвенел звонок, и не заметила, как в класс тихо-тихо вошли ученики, до этого много раз заглядывавшие в приоткрытую дверь. Дети расселись по своим местам, и некоторое время ждали, а учитель всё листала и листала сорокавосьмистраничную тетрадь.
Не выдержал один из «хулиганов», который скривил мерзкую рожу и просто столкнул с парты книгу, упавшую на пол с оглушающим в абсолютной тишине шлепком. Учитель вздрогнула, как и многие в этом классе и подняла голову.
— Что случилось? — спросила она приподняв брови. — Почему вы здесь? Почему не уходите? Дряхлов? Где Дряхлов?
— Дряхлов в шестом «а», Людмила Фёдоровна. Они ушли на Физику.
Учитель заморгала глазами, оглядела учеников и нахмурилась.
— Я что, спала? — спросила она.
— Нет, вы читали тетрадь. Мы зашли тихо.
Дети говорили по очереди, и Людмила Фёдоровна то и дело переводила взгляд с одного говорившего на другого.
— Да-да, тетрадь.
Она вдруг поднялась из-за стола и, взяв тетрадь, пошла к двери.
— Посидите тихо. Я скоро вернусь.
Сказала и выйдя из класса прикрыла дверь.
— Что это с ней? — спросил «хулиган». — Она — словно чумная. Так у нас соседка похоронку читала. У неё муж в зоне умер. Но тут целая тетрадь…
— Там ситихи написаны, — сказала девочка, сидящая за первой от стола учителя партой.
— Ситихи, — передразнил её «хулиган». — Сама ты «ситихи», заика!
— Сам ты… Балбес! — крикнула другая девочка.
— Сейчас она заглянет и нам конец, — сказал кто-то, и все притихли.
Пока Людмилу Фёдоровну боялись, она без стука открывала дверь кабинета директора. Светлана Яковлевна её уже не ждала, так как начался следующий урок.
— Что ж вы, голубушка? Я вас жду-жду, — обиженно поджав губы, вопросила директор.
— Да вот, — она помахала толстой тетрадью. — Не могла оторваться! Читала, и кое-где, чуть не плакала, понимаешь! Про войну у него так написано, что у меня мурашки по коже вот такие.
Людмила Фёдоровна показала первую фалангу указательного пальца. И передала тетрадь директору школы.
— Читайте Светлана Яковлевна, потом обсудим. У меня много, что есть сказать, по этому, Дряхлову. Очень непростой мальчик.
— У него, же отец сидит, вы знаете?
— Нет! Откуда⁈ В анкете у него ничего нет про отца. За что?
— Ладно… Я почитаю. После уроков поговорим. Репетицию пойдём смотреть?
— Обязательно. Вот, я тут закладки сделала. Обратите внимание на «Тающий снег». Там про любовь… Вообще у него очень много про любовь…
— Как это возможно? Ему только двенадцать!
— Вот именно… А там… Читайте и не обплачьтесь. Я пошла. У меня урок.
* * *
В магазин «Радиодетали» на Ленинской мы пришли вместе с Андрюхой-барабанщиком, потому что дозвониться до своей родственницы вчера он не смог. В магазине его, оказывается, знали. Он не однократно покупал радиодетали для своих знакомых музыкантов. Сейчас музыканты сами себе «мастрячили» радиоаппаратуру, призывая на помощь знакомых радиолюбителей. Лепили кто во что горазд. И получалось порой очень даже неплохо.
Андрей кивнул скучной продавщице и прошмыгнул мимо неё в дверь подсобного помещения. Минуты три его не было, потом вышла дородная женщина в халате и уткнувшись в меня напряжённым взглядом, подозвала рукой.
— Ты, что ли, Женя?
Я кивнул.
— Пошли! — приказала она и снова скрылась в сумраке