Последнее время мне нравится спать. Кажется, ещё никогда в жизни я столько не спала… Просыпаюсь обычно посреди ночи от кошмаров. Выхожу из комнаты только в том случае, когда в бутылке, которую мне каждый день приносит Василина, заканчивается вода.

Мысли и чувства увязли в болотной мути моего сломленного сознания. Я не хочу возвращаться к реальности. Не хочу ничего знать. И помнить… помнить тоже не хочу.

— Слушай, Лесь, — Вася проходит в комнату и опускается на кровать. — У тебя тут дышать нечем. Ты, вообще, проветриваешь?

— Да, — тихо отвечаю, снова накрываясь одеялом с головой. Несмотря на то, что я живу в квартире её жениха, ни он, ни Вася не спешат нарушать моё уединение. Они, вроде бы, понимают, каково мне сейчас и не навязываются.

У Леры я не могла оставаться дольше. Вернулся её отец, и мне пришлось уехать. Домой мне совсем не хотелось. Я знала, что мерзавцы начнут преследовать меня там. Не знаю, что ещё им от меня нужно. Может быть, ещё что-то хотят про отца узнать? Выкрасть недостающие документы? А мимоходом трахнуть меня вдвоём. Почему бы нет? Удобно, ведь!

К горлу снова подкатывает тошнота. Я снова чувствую отвратительный липкий пот на позвоночнике, после которого наступает омерзение. Я будто сливная яма. Вещь, которую использовали, а потом втоптали в грязь. Как же мне от самой себя противно! Я, ведь, подозревала их. Понимала, что что-то не так, и всё равно позволила ту, последнюю близость. Чёртова дура!

— Лесь, пошли покушаем, а? Я там супчик сварила, — Вася касается моей ноги, и я вздрагиваю от этого прикосновения.

Знаю, что скоро всё равно придётся встать. Потому что Владу удалось выбить для меня встречу с отцом перед судом. Она состоится завтра.

Влад, Вася и Лера считают, что разговор с отцом должен что-то прояснить в моей жизни. Ну а я… просто чувствую себя настолько беспомощной, насколько это, вообще возможно. Кажется, жизнь разрушена, и это уже никогда не исправить…

Все эти дни мерзавцы продолжали атаковать меня звонками и сообщениями. Я просто заблокировала их номера, не читая тупых извинений, или что они там ещё писали? Потом они стали писать с незнакомых. Их я тоже заблочила… После этого Андрей с Никитой стали преследовать моих друзей. Но когда и эта нить оборвалась, наступила тишина. Уже два дня они не пытаются до меня достучаться. И это очень хорошо. Наконец, я могу снова заснуть… Погрузиться в блаженное забытье и ничего не чувствовать.

— Так! — из коридора доносится ещё один знакомый голос. Это Лера. — Я что-то не поняла, почему она у вас до сих пор спит?

Слышу, как Владислав Романович, которого я по университетской привычке всё ещё иногда называю по имени отчеству, отвечает что-то негромкое, но Лера настроена очень решительно.

— Олеська! — она врывается в комнату. — Ну-ка вставай! Понимайся, кому говорят?

Лера решительно проходит к окну и резко расшторивает его. Поднимает жалюзи, и мои глаза, уже привыкшие к постоянному полумраку, больно режет от яркого света. Пытаюсь натянуть одеяло повыше, но Лера и его стаскивает с меня.

— Так! Подъём! В ванну! Потом за стол! Раз-два! Раз-два!

Меня всю корёжит от мыслей о еде и необходимости приводить себя в порядок, но Лера не отстаёт.

— Совсем вы её распустили! — пеняет она Васе. — Нет, ну можно погрустить пару дней! Но не две же недели! Было бы из-за кого!

— Лер, давай полегче! — заступается Вася.

— Так, не учи! Мы пробовали по-твоему, в итоге Олеся чуть к кровати не приросла! Так, всё, хорош! — она тычет мне в спину указательным пальцем. — Сейчас отмоешься, накормим и в салон красоты поедешь! Будешь красоткой, чтобы эти двое козлов ещё сильнее локти кусали!

Их громкие голоса меня ужасно раздражают. А упоминания о Плохише и Преподе отзываются тупой ноющей болью под рёбрами. Первая любовь и первое предательство, как оказалось, идут рука об руку…

— Леська! Если ты сейчас не встанешь, клянусь, я на тебя бутылку ледяной воды вылью! — грозно заявляет Лера, и я понимаю, что она, и правда, это сделает.

— Ладно… — недовольно поворачиваюсь на бок и медленно сажусь в кровати. — Так и быть… встаю.

Глава 56

Олеся

Трудами Леры я выгляжу так, как не выглядела ещё никогда в жизни. На лице тонна тонального крема, пудры и румян, которые успешно скрывают землистый цвет лица и круги под глазами, которыми я обзавелась, проведя почти десять дней под одеялом. Одежду тоже подобрала Лера, неустанно твердившая, что хороший внешний вид придаёт бодрости и уверенности в себе. Если честно, я этой уверенности пока не ощущаю, но, наверное, выгляди я как заплаканное пугало, было бы ещё хуже.

Влад и Вася подвозят меня до специального СИЗО, в котором содержат непростых арестованных, а тех, что каким-то образом ранее были связаны с правоохранительной деятельностью.

Всю дорогу я волнуюсь. Боюсь представить, как расскажу отцу о том, что это я виновата в том, что его посадили. Это я пустила в дом незнакомцев. Крах его карьеры, разрушенная жизнь… всё это случилось потому, что его правильная и примерная дочь отдалась двум почти незнакомым мужчинам. В горле пересыхает, и я нервно тереблю подол платья.

— Может, тебя проводить? — предлагает Вася.

— Нет, спасибо, — обнимаю подругу. — Я сама. Вы поезжайте, я доберусь…

Да, дальше я должна всё сделать сама.

Прощаюсь с Владом и Васей и направляюсь ко входу с вертушками. Влад рассказывал, что это не простое СИЗО. Тут всё довольно прилично. На полах ковры и охранники вежливые. Однако, как только я прохожу внутрь, меня тут же обдаёт неприятным холодом. Ёжусь, оглядывая покрашенные зелёным стены. Господи… сердце сжимается, когда я представляю, каково тут папе.

Как же больно думать о нём. Просто невыносимо! Мне хочется сделать для него хоть что-то! Что угодно, чтобы облегчить его участь!

Мы долго идём по коридору, и доходим до комнаты свиданий. Я захожу первой и сажусь за стол. Отца приводят лишь через пятнадцать минут.

Вскакиваю с места и бросаюсь ему на шею.