– У меня все ваши видео, – кричит она на весь зал и старается пристально смотреть на некоторых из бывших членов. – Не только видео времен вашего студенчества, – добавляет она. Камера следует в предполагаемом направлении ее взгляда, снимая женщин-адвокатов, руководителей крупных концернов, политиков, которым она обрисовывает картины конца их карьеры. – За годы у меня накопилось достаточно доказательств махинаций, которые будут означать финал для всех вас!

– Кара! – голос Ханны проносится по фойе.

На входе ее остановили двое полицейских, но она размахивает маленькой темно-серой сумкой. Позади нее я вижу лицо Луки Сантьяго.

– Они у нас!

Я испытываю облегчение. Ханна говорит с одной из сотрудниц полиции, и затем ее вместе с Лукой провожают ко мне.

– Вас следовало бы наградить, – говорит темноволосая женщина, которая коротко представляется руководителем оперативного подразделения полиции Мэрилин Лэссон.

Она через главный вход ведет нас в зал, где Валери разжигает страхи действующих Львов и Воронов.

– Вы можете сразу паковать свои вещи и переезжать в трущобы. Ни один университет страны не примет вас, если станет известно, что вы проникли в кабинет декана. У меня есть доказательства, и я воспользуюсь ими!

– Ты эти имеешь в виду? – голос Ханны проносится через весь зал. Будто поле подсолнухов, присутствующие поворачивают к ней головы.

Она поднимает маленькую сумку и осторожно открывает ее, чтобы из нее не выпала ни одна флешка. На флешках указаны годы, и их так невероятно много, что речь не может идти только о действующих студентах, и совершенно очевидно, что Валери не лгала, угрожая бывшим членам сообщества.

Я смотрю на Диону, чьи губы дрожат. Для нее рухнул целый мир, который был ей так хорошо знаком благодаря ее родителям, на который она могла опереться.

Ханна показывает содержимое сумки, пока большими шагами идет по проходу к сцене. Я следую за ней и миссис Лэссон, Лука рядом со мной.

Фарфоровое лицо Валери бледнеет еще больше, когда Ханна продолжает говорить.

– Как хорошо, что Келлан знал про ячейку в камере хранения. И рассказал о ней Луке.

По четырем ступеням мы поднимаемся на сцену. Ханна подталкивает Луку, чтобы он очутился в лучах рампы. Тот смущенно проводит рукой по волосам. Джош подходит ко мне и обвивает руками плечи, а я кладу руки на его талию.

– Все позади, – шепчу я ему, и он так глубоко вздыхает, как будто лишь сейчас – рядом со мной – снова может дышать.

– Шантажу пришел конец, – говорит Ханна в микрофон, чтобы больше не повышать голос.

Благодаря этому ее слова производят еще больший эффект, парят по залу, блуждая между люстрами. Она пристально смотрит на Валери, сжимает руки в кулаки и снова расслабляет их.

– Ты убила мою подругу, потому что она была не согласна с методами Воронов и Львов. – Ее глаза наполняются слезами. – Пусть для Беверли уже слишком поздно, – она так громко всхлипывает, что микрофон улавливает этот звук, – я горжусь тем, что сегодня мы смогли исполнить ее последнее желание и показали миру, сколько яда распространилось внутри сообществ.

Ее голос срывается, слезы льются из глаз. Я бегу к ней, притягиваю к себе и крепко обнимаю, пока на Валери надевают наручники.

Миссис Лэссон выходит на сцену и забирает у Ханны сумку. Я, не отрываясь, смотрю на нее, на доказательство кражи, на причину, по которой меня могут выгнать из Колледжа Святого Иосифа. Но, какой бы ужасной пару недель назад ни казалась мысль о том, что придется покинуть Уайтфилд, в этот момент мое сердце разбивает лишь мысль о семье. Но они это поймут. Они разделят мнение, что есть вещи важнее, чем диплом элитного университета. Они будут так же гордиться мной, как горжусь собой я.

Мы сделали это.

Мы пролили свет на страшную и ненужную смерть Беверли и передали виновных под надзор полиции. Валери в наручниках как раз ведут через зал. Это последнее публичное выступление председательницы Воронов.

Я отвожу Ханну к краю сцены, где Джош обнимает нас обеих и прижимает к себе, в то время как руководительница оперативного подразделения полиции раздает распоряжения, прежде чем подойти к микрофону.

– Мы соберем все ваши персональные данные и сравним их с уликами, – объявляет она.

Настроение в зале меняется на сто восемьдесят градусов. Общее состояние шока уступает место глубокой озабоченности и страху. Я могу понять обеспокоенность людей, которые в этот момент пристально смотрят на сумку, в которой, судя по всему, хранится нечто значительно более существенное, чем видеозаписи краж, – возможно, даже видеозапись, сделанная в ночь, когда произошел несчастный случай, – Валери в обрезанном виде передала ее Келлану, чтобы тот надавил на Тайлера.

Келлан в последний раз прижимает к себе Луку, после чего двое полицейских ведут его к краю сцены. Они обмениваются последними взглядами, полными тоски, затем Келлан исчезает из зала.

– Все будет хорошо! – кричит Лука ему вслед так убедительно, что даже я ему верю. Но не все будет хорошо. Учитывая тяжесть улик в сумке, хорошо быть не может совсем.

Я со вздохом провожаю взглядом темно-серую кожаную сумку, которую один из полицейских выносит в своей руке из зала через боковой вход.

Мы все должны отвечать за свои поступки. В биографии каждого Ворона и каждого Льва, будь они действующими или бывшими членами сообщества, есть по меньшей мере одно темное пятно. Связанное с играми фазы подбора пар или более поздним шантажом – некоторые из присутствующих наверняка преступали закон.

Мне тоже страшно. Страшно за свое будущее. Страшно, что я останусь без образования. Но я знаю, что так правильно. И я буду отвечать за содеянное.