Звон железа делался все громче. Между пустыми ветвями деревьев впереди мелькнул серый просвет, показалась поляна. На ней заметно было движение. Велем, в серой длинной рубахе и в косматом медвежьем полушубке, перетянутом кожаным поясом, забивал клинья в упавший дубовый ствол. Подле него стояла волокуша с нарубленной крупной щепой.

Смеяна вышла из-за деревьев, тихо окликнула:

– Эй! Дядька Велем!

Велем вздрогнул, вскинул на нее глаза, и вдруг в его лице промелькнула какая-то тревожная молния. Мгновенно пригнувшись, он со звериной прытью отскочил в сторону и встал, прикрываясь топором. Его темные глаза навыкате смотрели на Смеяну с напряженным ожиданием битвы не на жизнь, а на смерть.

Изумленная Смеяна прянула назад, прижалась к ближайшему дубу, шепнула по привычке: «Чур меня!»

И Велем вдруг расслабился, опустил топор, на лице его отразилось облегчение, смешанное с недоуменной досадой. Смеяна перевела дух, оторвалась от дерева и шагнула на поляну.

– Дядька! Ты чего? – еще помня свой испуг, жалобно протянула она. – День тебе добрый! У меня и в мыслях ничего худого нет, а ты сразу за топор хватаешься! Неужели так разобиделся?

– Эх, гром тебя в болото! – бормотал Велем, возвращаясь к своей колоде. – Лешачья дочь! Чтоб тебе…

Он отвернулся от Смеяны, как будто не хотел ее видеть, топор чуть подрагивал в его опущенной руке.

– Да ты чего? – обиделась Смеяна. – Я тебе слова худого не сказала! И не думала даже! А ты сразу в болото посылаешь!

– Не думала? – со злой досадой ответил Велем. – А глаза отводить думала?

Он тоже сердился, потому что испугался. Кому же под силу напугать ведуна?

– Глаза отводить? – изумилась Смеяна. – Да кто бы меня научил? Тебя ж не допросишься!

– Леший тебя научил, не иначе!

Смеяна села на полуобколотую колоду. Она ничего не понимала.

– Дядька, не ругайся! – взмолилась она. – Мне и так тошно! И так не знаю, куда голову приклонить. Тебе-то я чего сделала?

– Мне? – Велем глянул на нее с отчуждением, но уже не так враждебно. Должно быть, ее несчастные глаза немного смягчили его. – А рысью кто прикинулся?

– Кем?

– Рысью! Гляжу – на опушке рысь во всей красе, к земле припала, прыгнуть норовит. Гляжу – а это ты! Чтоб тебя кикиморы взяли!

Смеяна вздохнула и покачала головой.

– Не возьмут меня кикиморы, – грустно сказала она. – Они меня боятся.

Велем наконец перестал хмуриться и внимательно посмотрел в лицо Смеяне. И дурак разглядел бы, что с ней делается что-то необычное. Смешливая егоза уже не смеялась, улыбка пропала с ее губ, как будто потерялась где-то в лесу, от яркого румянца осталась только тень, а в желтых глазах поселилась задумчивость. Зрачки их стали огромными, как у кошки в полутьме, и в черной глубине жил какой-то важный вопрос.

– Боятся, говоришь… – медленно повторил Велем. Он сел на колоду возле Смеяны, прислонил топор. – И они, родимые…

– Вот ты мне скажи, дядька! – торопливо заговорила Смеяна, обрадовавшись, что он наконец-то слушает ее. – Хоть ты скажи, ведь больше ни у кого и не спросишь. А мне покоя нет. Зачем я уродилась такая? То говорили, будто я счастье приношу, а бабка Гладина все косится, как на оборотня. Говорят, я огнище от дрёмичей избавила, а то бабка ворчит, что я их и навела, когда Грача в лесу нашла. Того гляди, скажет, что от меня одни беды! Теперь вот сватают… Говорят, удачи моей хотят. А ну как у них со мной вся скотина перемрет? Я ведь буду виновата?

– И так может статься. – Велем невозмутимо кивнул. – Если ты – не их удача, то и добра им от тебя ждать нечего. Как от краденого.

– Не их? А чья же? – отчаянно воскликнула Смеяна. – Что мне делать?

– А ты, вижу, замуж-то не очень и рада? – Велем проницательно глянул на нее. – Если без желания идти, то, вестимо, добра людям не принесешь. Чем же тебе женихи не нравятся? Или княжича все вспоминаешь?

Смеяна не ответила, но румянец на ее щеках затеплился сильнее. Образ Светловоя был ей утешением, но даже эту радость судьба грозит вот-вот у нее отнять?

– Может, и княжича… – тихо сказала Смеяна. – Послушай, дядька! – Она вдруг повернулась к Велему и вцепилась в его рукав; ведун вздрогнул и отшатнулся, как будто его схватила узловатая рука самого Лешего. – Не хочу я чужой дорогой идти, а своей не знаю. Неужели мне никто и помочь не может, кроме Чаши Судеб? Мудрее тебя никого на три дня пути нет – подскажи что-нибудь!

Велем помолчал, пристально глянул на нее, словно хотел заглянуть в душу, и сумрачно отвел глаза, еще раз убедившись, что душа этой странной девушки ему не по зубам. Он вспомнил рысь, которая примерещилась ему на опушке. И про видение Синички на репище он тоже слышал. Это все неспроста.

– Оборотень, не оборотень, – проворчал Велем и взял свой топор. – Не знаю. Помудрее меня есть. Утренний Всадник. Правда, он Матери Макоши немногим ласковее, ну коли ты за Чашей Судеб идти не хочешь…

Не договорив, Велем бросил топор в волокушу и стал увязывать веревками наколотую щепу.

Смеяна подняла на него непривычно кроткий взгляд, помолчала, потом спросила:

– А он скажет?

– Он – скажет! – многозначительно подтвердил Велем. – А не боишься? Ведь это дело такое…

– Не боюсь, – тихо сказала Смеяна и опустила глаза. – Не знать – хуже. Я уже натворила дел, не зная. Хотела судьбы как у всех – богатого приданого, красоты, жениха! У Верёны счастье отняла, да своего не нашла. Хватит. Знать хочу, в чем моя судьба. Ради этого и к Ящеру в пасть слазить не страшно.

– Смотри – без ума вернешься, – тихо предостерег Велем.

– Так я же к полудянке ходила и с умом вернулась.

– Так то полудянка! Да и ум потерять – его сперва иметь надо, – ворчливо добавил ведун.

Смеяна упрямо потрясла головой:

– Все равно пойду.

– Ну как знаешь.

Велем нагнулся к своей волокуше, подобрал веревки, но только без толку тянул их и дергал в разные стороны. Руки у него дрожали.

Смеяна молча поднялась и пошла прочь. Велем разогнулся, держа в руках концы веревок, и глядел ей вслед. Тонкая фигурка девушки в пестром рысьем полушубке быстро исчезла среди темных стволов и желто-бурой палой листвы, а Велем все смотрел, и ему виделись огромные янтарные глаза с острым кошачьим зрачком. Они смотрели на него из чащи леса, пронизывали взглядом, не показываясь, и Велему стало жутко. Казалось, сама Смеяна, уходя, оставила с ним свой взгляд.

* * *

Утренний Всадник – младший из двух братьев, как