обитатели открытой всем ветрам Огненной Земли оставались охотниками, которых однажды опишет молодой Чарльз Дарвин. На лугах пун Перуанского нагорья другие люди стали специализированными охотниками на викуний, в то время как на богатом побережье Тихого океана то, что было сезонной смешанной стратегией использования побережья и предгорий, превратилось в полностью рыболовецкое хозяйство. Эти люди построили временные деревни на береговой линии и передвигались между ними вверх и вниз вслед за косяками рыбы.

В целом предки демонстрировали приспосабливаемость и поведенческий диапазон, характерный для их доледниковых предшественников, а также неандертальцев. Главное отличие, которое со временем становилось все более отчетливым, заключалось в том, что, по мере увеличения численности населения и усложнения информационных сетей, у этих людей появлялся набор накопленных знаний, которым они могли пользоваться. Процесс накопления информации отлаживался по мере роста населения, но на этом этапе он все еще не был надежным: исчезновение знаний и навыков художников Западной Европы демонстрирует, насколько он был хрупким.

Эксплуатировать побережье, похоже, предпочитали люди из самых разных уголков мира. Как только приобретались необходимые навыки для эффективного использования, открывался новый мир богатств. Эта деятельность восходит к неандертальцам и протопредкам (см. главу 7), но после ледникового периода технологии становились гораздо более изощренными, и побережье стало кормить все большие группы людей, которые вели оседлый или полуседентарный[415] образ жизни. Мы уже встречали их на Перуанском побережье, но похожие эксперименты успешно проводились в Юго-Восточной Азии, во внутренних регионах которой жизнь людям усложняли густые дождевые леса, а также в Японии и Средиземноморье, где резкие открытые границы между редколесьем и побережьем стимулировали смешанное земельно-морское хозяйство. Там, где скопления рыб и других морских ресурсов были плотными и предсказуемыми, устанавливался оседлый образ жизни. В этом плане рыба и открытое море напоминали пасущихся травоядных и тундростепь, где мы впервые встретились с таким образом жизни.

В широтах Ближнего Востока глобальное потепление породило экологические богатства, уступавшие только тропическим. Мозаика средиземноморских редколесий, лесостепей, озер и близкое к ним побережье наряду с сезонными скоплениями газелей, наличием злаков и других растений побуждали охотников-собирателей вести оседлый образ жизни и разрабатывать сложные технологии, среди которых — серп из кремня для сбора диких растений и крупные ступы для измельчения семян. Люди, которые начали так жить, стали известны как натуфийцы, и их считали предшественниками первых земледельцев. В открытой степи другие люди продолжали следовать за стадами и сохраняли подвижный образ жизни охотников-собирателей: переход от кочевника к оседлому не был ярко выраженной революцией, и он варьировался в разные периоды в разных частях мира.

К концу этого первого периода глобального потепления группы охотников-собирателей, основавшие поселения полуоседлого типа в предгорьях гор Загрос на севере Ирака, становились все более оседлыми — продовольственные ресурсы позволяли им оставаться на месте. Именно здесь, где предгорья встречались с плодородными равнинами Северной Месопотамии, 13 тысяч лет назад на мировой арене впервые появились земледельческие деревни и города. На западе, в степях Северо-Западной Сирии, натуфийцы, судя по всему, смогли одомашнить рожь, но с приходом холодного и сухого климата позднего дриаса 12,8 тысячи лет назад этот проект был заброшен и рожь снова стала дикой.

Восемьсот лет холода и засухи позднего дриаса означали катастрофу для многих ближневосточных общин, которые привыкли вести оседлый образ жизни в деревнях. Вся система рухнула, и люди снова превратились в кочующих охотников-собирателей. Частично причина заключалась в успехе самого оседлого образа жизни, который стал катализатором массового роста населения. Это оседлое население все еще полагалось на продукты дикого происхождения, и ресурсы вокруг деревень истощались. Засухи, пришедшие с поздним дриасом, усугубили ситуацию и привели эти общины к coup de grace[416]. Вероятно, оседлый образ жизни, охота и собирательство были устойчивыми только в краткосрочной перспективе.

Поздний дриас оказал влияние на людей и в других уголках планеты. Многие из североевропейских поселений были заброшены после возвращения тундры. В других же люди возвращались к полностью кочевому образу жизни и мигрировали вслед за северными оленями, пользуясь при этом недавно приобретенной технологией стрельбы из лука. Не везде изменения приводили к негативным последствиям. В Северной Америке засуха, пришедшая с поздним дриасом, превратила бывшие леса в прерии и открыла новые возможности для людей, охотившихся на крупные стада пасущихся животных.

Только позднее 11,6 тысячи лет назад мы наблюдаем последний эпизод глобального потепления, которое привело к современным условиям две тысячи лет спустя. В Европе люди снова следовали за двигавшимися на север полосами тундры и деревьев. К этому времени большая часть мегафауны была локализована и находилась на грани исчезновения, а другие животные, такие как северные олени, были вытеснены в арктические убежища. Здесь не было никакого потенциала для сельского хозяйства или одомашнивания животных: для этого просто не было подходящих видов. Единственными возможными вариантами были охота и собирательство, благо среда изобиловала животными и растениями: благородные олени, косули, кабаны и туры в числе крупных млекопитающих; пернатая дичь, зайцы, лосось, а также плодовые и другие растения составляли основную часть европейской продовольственной кладовой. На побережье были доступны морские ресурсы, в том числе моллюски. Имея в распоряжении столь разнообразную экологию, но не имея при этом больших мигрирующих стад млекопитающих, люди вернулись к засадной охоте на животных, обитавших на обширных лесистых территориях. По иронии так они вернулись к методам неандертальцев, дополнив их накопленными и приобретенными знаниями. Микролиты, стрелы и сети были частью нового репертуара.

Люди Ближнего Востока с возвращением средиземноморских лесов также получили в свое распоряжение целый ряд диких животных, в основном газелей, ланей, кабанов и горных козлов. В изобилии имелись злаки и другие растения, которые можно было культивировать. За этим последним эпизодом глобального потепления последовало возвращение к оседлой жизни в традициях натуфийцев и использованию методов сбора диких растений. Через тысячу лет сельскохозяйственные культуры будут культивироваться земледельцами, а такие города, как Иерихон на плодородной аллювиальной равнине реки Иордан, появятся в Юго-Западной Азии. Как и натуфийцы, эти ранние земледельцы охотились вокруг городов, в то время как подвижные охотники-собиратели продолжали вести привычный образ жизни в открытой степи.

Позднее 8,5 тысячи лет назад засуха вызвала коллапс в сельском хозяйстве Иорданской долины, и люди вновь вернулись к охоте и собирательству. Плодородные долины Тигра и Евфрата в современном Ираке ожидали своей очереди в сельскохозяйственной эстафете. Здесь мог поддерживаться экономический рост, что вскоре привело к новой инициативе человека, которую мы называем цивилизацией. За исключением заброшенной долины реки Иордан, города 7 тысяч лет назад возникли по всей территории Плодородного полумесяца.

После того как сельское