Шрифт:
Закладка:
В КМО СССР существовала негласная традиция, согласно которой переговоры с участием "большого начальства" (секретарей ЦК ВЛКСМ) наши работники должны были обеспечивать самостоятельно, не прибегая к услугам профессиональных переводчиков. Это было вызвано не столько степенью откровенности беседы, сколько желанием подчеркнуть статус приема "на высоком уровне". Действительно, когда я лично заводил в пафосный кабинет секретаря ЦК очередного "заморского гостя", многозначительно оставляя в приемной штатного переводчика, иностранец начинал откровенно трусить, восстанавливая способность объективно воспринимать мир только к середине разговора…
… По уровню политической ответственности, которой наделяли молодого профи в Комитете молодежных организаций, наши сотрудники ничем не уступали дипломатам уровня советника МИД СССР, а по возможностям творческой работы — намного их превосходили. Пройдет несколько лет, и привычка к самостоятельности не даст сотрудникам КМО сгинуть вместе с развалом СССР — все они, несмотря на критическое отношение к "чудесам российской демократии и дикого рынка", быстро сориентируются в новой обстановке и в основном станут успешными предпринимателями [читай — жуликами и ворами]."
Лукавый Рогозин, как многие номенклатурные чиновники из бывших комсомольцев-аппаратчиков (профессиональная болезнь), сказал только половину правды. Он явно хотел приукрасить общую картину и свою конкретную роль, принизив степень зависимости КМО СССР от идеологических цепей ЦК комсомола и КГБ СССР, преувеличив самостоятельность КМО и его штатных сотрудников.
Рогозин попытался свести зависимость КМО от ЦК ВЛКСМ к чисто бытовой: делили, мол, общее здание и управление делами. И соврал товарищ бывший комсомолец-функционер Рогозин. Не во всём, но во многом.
Здание у ЦК ВЛКСМ и КМО СССР было не общим, и располагалось вовсе не по указанноум вруном Рогозиным адресу. ЦК комсомола действительно находился на углу улицы Богдана Хмельницкого (нынешней Маросейки) и Лубянского проезда (что само по себе весьма символично, учитывая, что именно там располагался главный вход в ЦК ВЛКСМ), рядом с Политехническим музеем и наискосок от здания ЦК КПСС на Старой площади. А вот мрачный, серый, бетонный, многоэтажный дом КМО СССР хоть и был прописан примерно в том же квартале и состоял на балансе управделами ЦК ВЛКСМ, но находился отдельно и на задворках комплекса зданий ЦК ВЛКСМ — в Большом Комсомольском переулке.
Здание КМО СССР не было связано внутренними или подземными переходами с комплексом ЦК ВЛКСМ. Чтобы пройти из КМО в ЦК нужно было обязательно выйти на улицу и обогнуть солидный квартал справа или слева, пройдя пешком чуть не полкилометра направо вниз по улице Богдана Хмельницкого или налево вниз по Лучникову переулку.
Это имело большое преимущество для КМО СССР — его месторасположение знали только посвящённые в святая святых комсомольского аппарата. Физическая близость к ЦК комсомола (500 метров не бог весть какая длина) при одновременной "независимости". Люди не знакомые с топографией аппаратной Москвы, особенно иностранцы, чаще всего даже не знали о том, что КМО СССР и ЦК ВЛКСМ прочно связаны идеологической и материальной пуповиной.
Формально являясь самостоятельной организацией, в реальности КМО был особой, но всё же структурной единицей и органичной частью аппарата ЦК ВЛКСМ — его Международным отделом, своего рода комсомольским министерством иностранных дел.
Председатель КМО СССР по должности являлся членом ЦК ВЛКСМ и приравнивался по статусу к секретарю ЦК комсомола. Руководство КМО разъезжало на служебных чёрных "Волгах" с цековскими, мосовскими номерами. Абсолютно все сотрудники КМО состояли на комсомольском или партийном учёте в соответствующих организациях аппарата ЦК ВЛКСМ: там платили членские взносы, туда ходили на собрания, заседания и политинформации.
Организационно КМО СССР состоял из двух основных отделов: "отдела связей", разбитого на сектора Северной Америки, Европы, Азии, Африки и Латинской Америки, а также отдела печати, куда входил и сектор СМИ. Помимо этого в структуру КМО входил Студенческий Совет СССР и детский сектор, тесно работавший с единственной и огромной пионерской организацией страны, ходившей под идеологической и оперативной опекой ЦК ВЛКСМ. Всё это умещалось на двух этажах, количество сотрудников немного превышало сто человек. Отдельный сектор занимался международными организациями, такими как ООН, ЮНЕСКО и т. д.
Выше КМО СССР, на четвёртом этаже того же угрюмо-серого бетонного дома, размещался отдел аппарата ЦК ВЛКСМ по взаимодействию с молодёжными организациями социалистических стран — то есть, молодёжный эквивалент отдела аппарата ЦК КПСС, которым долгие годы руководил Андропов.
И с принадлежностью к КГБ вице-премьер Рогозин тоже сказал только полуправду, то есть, солгал умолчанием второй половины правды. Он упомянул про ту "добрую половину" аппарата КМО, которая являлась кадровыми сотрудниками КГБ СССР, работавшими под прикрытием, под "крышей" КМО.
Но Рогозин в своих полуоткровениях "забыл" сказать, что все остальные сотрудники КМО — такие, как он сам — не являясь кадровыми "легальными подкрышниками" Конторы глубокого бурения, были негласной агентурой КГБ — завербованными агентами и доверенными лицами, в просторечье именуемыми "сексотами" или "стукачами". Кадровые чекисты или "добровольные" помощники КГБ — выполняли в КМО СССР задания "органов".
Весьма символично было то, что если выйти из здания КМО СССР и идти по Большому Комсомольскому (нынешнему, с 1994 года Большому Златоустинскому) переулку налево, на северо-запад, то буквально через 400 метров вы оказывались… на Лубянке — в районе Большого дома КГБ СССР! Дороженька от КМО до штаб-квартиры главной чекистской конторы была такой же короткой, как и до ЦК ВЛКСМ, а символическая связь — много прочнее.
Отсюда и упомянутые, но не названные прямо Рогозиным задачи всех референтов, завсекторами, завотделами и руководства КМО — поиск среди молодёжных деятелей иностранных государств кандидатов на вербовку для секретной работы в пользу СССР и КГБ. Таким образом, КМО СССР был обычным филиалом площади Дзержинского, решавшим "специфические поручения Международного отдела ЦК КПСС".
В переводе с рогозинского, лукавого новояза, это означало использование Комитетом госбезопасности легальной "крыши" КМО СССР как канала для банального подкупа иностранных молодёжных функционеров, передачи им чемоданов наличной валюты или перевода советских, партийных и чекистских денег в "ливанские банки".
Зачем? Для тайного проведения за рубежом выгодной КПСС, КГБ и СССР политики, для издания просовестких молодежных газетёнок и другой подрывной литературы, для осуществления преступной, конспиративной, шпионской и диверсионной деятельности, в том числе и с применением оружия молодёжными организациями террористического толка, запрещёнными в своих странах и действующими в подполье.
Проделки отпрысков высших партийных бонз в КМО СССР.
Единственные сотрудники КМО, которые могли избежать позорной участи
