– Я не целуюсь с детьми! – рявкнула Ася, и Адам осторожно перехватил ее палец, пока он не проткнул в нем дырку. Легко поцеловал маленькую подушечку. – Ты… – она выдохлась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. – Я действительно нравлюсь тебе? В самом деле? По-настоящему?

Адам сглотнул. Любой ответ на этот вопрос расстроил бы ее, и он решил выбрать правду.

– Да. Очень.

– Забудь об этом, – зажужжал пчелиный рой. – Никакого нравличанья. Даже слова такого нет!

– Ася, пожалуйста…

Он и сам не знал, о чем ее просил. Дать ему шанс? Стать другим человеком? Обнулить весь жизненный опыт? Что он хотел, чтобы она сейчас сделала?

Он так давно привык никого ни о чем не просить, что и сам испугался силы своего отчаяния. Если бы Адам знал, что это поможет, он мог бы умолять Асю, как семилетний мальчишка в супермаркете уговаривает маму купить игрушку.

Сам он так никогда не делал, конечно. Адам даже родителей старался не беспокоить, но сейчас ему было очень надо.

Ася вырвала у него свой палец и приготовилась к новому нравоучению, но увидела выражение его лица и замолчала.

– У вас сейчас глаза, как у адской гончей, – произнесла она с опаской. – Они пылают красным огнем. Вы что, действительно робот? Провода перемкнуло?

– Ты знаешь, на ком меня перемкнуло.

– Ну с этим надо что-то делать, – деловито проговорила Ася, и пчелиный рой с недовольным ворчанием улегся на покой.

– Очень надо, – мольба все-таки выплеснулась из него, не в состоянии удержаться внутри. Ася была как ртуть, ежесекундно меняя форму и не теряя своей сути. Адам мог бы любоваться сменой выражений ее лица несколько столетий.

– Мы можем… – она взметнула на него выцветшие за лето ресницы, и лукавые огоньки в ее взгляде рассыпались мурашками по коже Адама, – иногда целоваться. И обниматься. Пока вас не разомкнет обратно.

Или пока не разнесет на молекулы от самоконтроля и целибата.

Однако, по меркам Аси, это предложение было более чем щедрым. И ему было даже плевать, если оно было вызвано всего лишь жалостью или чем-то таким. Рано или поздно или Адам переубедит Асю, или Ася просто доконает Адама. Сейчас казалось, что между хеппи-эндом и драмой нет большой разницы.

Ася положила ладонь на его щеку, заглядывая в лицо.

– Я не буду прятаться, – пообещала она. – Я буду играть в друзей, которые… немного больше, чем друзья. Я смогу притвориться, что это совсем не страшно.

Слова медленно достигали сознания Адама, потому что его взгляд был прикован к губам, которые покраснели и чуть-чуть припухли.

– Прости, я побреюсь, – сказал Адам с сожалением и легонько подул на них.

Она зажмурилась, как будто ей в лицо ударил штормовой ветер. Потом приоткрыла один глаз.

– Не надо, – пролепетала она, – мне нравится, что твои губы нежные, а щетина покалывает. Это приятно.

И отошла на несколько шагов, словно опасаясь, что он набросится на нее снова.

Он мог бы, пожалуй. От таких слов любой бы потерял рассудок.

Но Адам остался неподвижным.

В конце концов, он только что уцелел во время землетрясения. Ему нужна была передышка перед новым сражением.

– Признайся честно, ты подкупил свою дочь? – спросила Ася подозрительно. – Подговорил ее оставить нас одних?

– Ева гениальный ребенок, – очень спокойно ответил Адам.

Она недоверчиво покачала головой.

– Пойду проверю этого гениального ребенка, – сказала она. – Не ходи за мной. Мне надо…

– Не придумывай, – Адам ухватил ее за руку и потащил к кровати. – Я могу себя контролировать лучше всех в мире.

– Все-таки молодость – такой ужасный возраст, – жаловалась она, следуя за ним. – Ты просто творишь всякую фигню и не думаешь о последствиях. Делаешь, что тебе в голову взбрело. Никакой ответственности.

– Я очень ответственный, – заверил Адам, укладывая ее в постель.

– Как можно было взять и на ровном месте так усложнить нам жизнь! Эмоции – это самое страшное орудие человечества.

– Конечно, – он стянул с нее носки и накрыл одеялом. Ася сразу повернулась к его стороне кровати.

– Ты выглядишь неприлично самодовольным, – осудила она. – Скромнее же надо быть.

Адам лег рядом, оставив довольно приличную проплешину между ними.

– Пообещай мне, – попросил он серьезно, – что мы никогда не поругаемся всерьез. В любом случае. Даже если ты разобьешь мне сердце.

– Нельзя разбить то, чего нет. Это подростковая блажь. Она пройдет через неделю. Тебя перехлестнули эмоции из-за того, что ты переиграл в семью. Но ты просто не знаешь… что если я разгонюсь, то остановлюсь, лишь врезавшись в стену. Поэтому не искушай меня. Завтра даже можешь сделать вид, что ничего не случилось. Пока…

Адам не дал ей договорить.

– Просто спи, – попросил он, – от твоих предостережений у меня то и дело умирает парочка нейронов. Я думаю, что состарюсь раньше тебя.

Она хмыкнула и послушно закрыла глаза.

– Ах да. Завтра я иду в кино с твоей бывшей, – вспомнила она. – Буду заверять ее, что тебе и дела нет до других женщин. Ооо, какое попадалово!

И она запустила в него подушкой. Адам отдал ей свою.

В кино? Ася с Викой? Что за нелепость.

Глава 32

Уткнувшись носом в кудряшки Евы, Ася втянула в себя ее запах и улыбнулась. В той сонной темноте, в которой она еще пребывала, утро было теплым и пахло любовью.

Но было что-то еще.

Тревога.

Адам.

Поцелуи.

Он сказал, что она нравится ему.

Сердце тяжело ударило в набат, и гул прокатился по всему телу.

Все это закончится катастрофой.

Титаник уже покинул порт.

Аннушка разлила масло.

Ася снова влюбилась.

Это Адаму она могла говорить, что угодно, но сама с ощущением неминуемой катастрофы узнавала все признаки.

Что она вообще ему вчера наговорила?

Как смогла заснуть после такого?

У нее не было против Адама ни единого шанса.

Против этих длинных ресниц, бросающих тень на смуглую кожу, этих черных глаз, чувственных губ, а самое главное – бесконечного терпения и доброты.

Только в юности обожаешь плохих парней. С возрастом начинаешь тянуться к чему-то теплому и безопасному.

Расслабилась.

Прохлопала тот момент, когда декоративный плюшевый котик выпустил вполне настоящие когти.

Она не будет сейчас думать о складках на своей талии и слишком полных бедрах или морщинах. Адам все это уже видел во многих ракурсах. И все равно его накрыла эта странная блажь.

В конечном итоге человек ничего не может сделать со своим возрастом, но если он еще ничего и не хочет