Шрифт:
Закладка:
Вспоминая события тех дней, Литтлфилд припомнил, что кувалда, долгое время стоявшая в общедоступном месте за дверью в подвале, исчезла и отсутствовала сутки или двое. А затем появилась, но с другой стороны двери… Тот, кто вернул кувалду на место, явно не помнил точно, откуда её взял.
Таким же точно необъяснимым образом на протяжении 23–28 ноября появлялись и исчезали ключи от помещений, занятых профессором Уэбстером. Подобной чехарды прежде не наблюдалось. Тут следует иметь в виду, что лаборатория и прочие комнаты, закрепленные за Уэбстером, не являлись его собственностью — это были служебные помещения, в которые при необходимости можно было без задержек получить доступ представителям администрации колледжа. Поэтому отсутствие ключей при одновременном отсутствии на рабочем месте профессора Уэбстера являлось, в общем-то, серьёзным нарушением.
Итак, к вечеру 28 ноября Эфраим Литтлфилд начал подозревать причастность Джона Уэбстера к исчезновению Джорджа Паркмена. Подозрения эти подкреплялись тем, что сам Уэбстер признавал факт встречи с последним уже после часа пополудни 23 ноября — как ни крути, а профессор несомненно относился к числу людей, видевших Паркмена перед самым его исчезновением. Как следует обдумав ситуацию, Литтлфилд понял, что для Уэбстера, не имевшего доступ в морг колледжа, наилучшим местом сокрытия трупа убитого человека окажется ассенизационная камера. Посторонний в это помещение проникнуть не может, уборной Уэбстера не пользуется никто, кроме самого Уэбстера, а потому могут пройти годы, прежде чем кому-то понадобится туда спуститься. Во всяком случае, за минувшие со времени открытия колледжа 3 года такой необходимости ни разу не возникало.
Литтлфилд решил провести самостоятельное расследование. Раздобыв у Альберта Фаллера 29 ноября необходимый инструмент, уборщик принялся разбирать кирпичную кладку. Работа оказалась непростой, стена была толстенной, и Эфраим за один день не справился. 30 ноября он продолжил работу и в конце концов сумел заглянуть в ассенизационную камеру.
Дальнейшее известно…
Присутствовавшие поднялись из подвала на 1-й этаж и, воспользовавшись ключом от лаборатории профессора Уэбстера, хранившимся в дирекции колледжа, проникли в помещения, закрепленные за ним. Пройдя в тесную уборную возле химической лаборатории и подняв там доску, Тренхольм спустился в зловонную и тёмную ассенизационную камеру. Она оказалась совсем невелика — дно её представляло собой прямоугольник размером приблизительно 1 на 0,9 метра, а глубина несколько превышала 2,4 метра. Как видим, она походила на колодец, в который можно было проникнуть только через люк наверху. Одна из стен ассенизационной камеры имела трещины, через которые внутрь поступали грунтовые воды — это нарушение гидроизоляции явилось следствием неудачного ремонта, проводившегося в колледже полугодом ранее.
В нашем распоряжении нет фотографий химической лаборатории Гарвардского Медицинского колледжа, когда тот занимал здание на Норт-Гроув-стрит. Известны только довольно скудные описания и малоинформативные зарисовки помещений, занятых профессором Уэбстером. Данные иллюстрации, хотя и не связаны непосредственно с Гарвардским Медицинским колледжем, позволяют получить представление о том, как выглядели химические лаборатории в середине XIX столетия — это были просторные помещения с хорошей вентиляцией, водопроводом, достаточным освещением, обязательным являлось наличие печи.
При помощи палки, которую сержант держал в руках, он поднял и передал наверх 3 фрагмента человеческого тела. Один из этих фрагментов представлял собой нижнюю часть торса с мужскими половыми органами и ягодицами, другой — левое бедро, а третий — голень левой ноги без ступни. После этого полицейский некоторое время осматривал помещение, в котором находился, особенно его дно. Существовала вероятность того, что в камере находятся другие части тела или нескольких тел, однако ничего обнаружить не удалось. Кроме того, Тренхольм лично убедился в том, что в ассенизационную камеру существует только один путь, которым может воспользоваться человек — тот, каковым полицейский сюда проник. Это было важное известие, поскольку до того момента никто до конца не был уверен в том, что в указанное помещение действительно можно проникнуть только через уборную Уэбстера.
Закончив эту малоприятную, но совершенно необходимую работу, полицейский поднялся наверх.
К этому времени — т. е. приблизительно к 20 часам или несколько позже — в здание Медицинского колледжа прибыл Джайбез Прэтт (Jabes Pratt), коронер округа Саффолк. Осмотрев находки и выслушав доклады, он испытал немалое потрясение. Следует иметь в виду, что коронерская служба — это вовсе не полиция и подавляющая часть дел, рассматриваемых коронерами, имеют вовсе не криминальную природу. Прэтт был крайне озадачен всем увиденным и услышанным и по этой причине коронер предложил привезти профессора Уэбстера в здание колледжа, дабы тот присутствовал при обыске и дал — если будет на то его воля — необходимые пояснения.
Эта иллюстрация позволяет получить представление о расположении уборной в лаборатории Уэбстера. Лаборатория располагалась на 1-м этаже здания Медицинского колледжа. По лестнице наверх можно было пройти в большой лекционный зал 2-го этажа, в котором профессор Уэбстер читал лекции по химии. Небольшая уборная площадью около 3-х кв. метров располагалась под лестницей, из-за чего имела сильно скошенный потолок. Чтобы спуститься в ассенизационную камеру, надо было поднять широкую доску с пропиленным в ней «очком» — конструктивно это был обычный деревенский «скворечник», никаких ватерклозетов с унитазами там не существовало [хотя унитазы выпускались в Европе в промышленных масштабах уже с 1840 года].
Маршал Тьюки спорить не стал и распорядился немедленно доставить задержанного из тюрьмы в колледж. В тюрьме ему всё равно делать пока что было нечего, поскольку главные события разворачивались именно в колледже. Насколько мы можем сейчас судить, все, присутствовавшие в тот час в химической лаборатории, пребывали в уверенности, что останки в ассенизационной камере появились там по какой-то некриминальной причине и как только профессор Уэбстер появится на пороге, всё сразу и безусловно разъяснится.
Надёжный хронометраж событий того вечера практически невозможен. Те лица, воспоминания которых нам известны — а это по меньшей мере 5 человек, рассказывавшие о происходившем от своего имени — время не указывали вообще. Судя по всему, у них при себе не было часов. Нам сейчас сложно судить о том, насколько для XIX столетия подобная картина была типична, наверное часы и впрямь являлись атрибутом достатка выше среднего. Факт же состоит в том, что наша привязка ко времени довольно условна и не очень-то точна.
Профессор Уэбстер появился в здании Медицинского
