Шрифт:
Закладка:
– Уже слишком поздно, Макс, – Анна провела ладонью по животу, сокрытому жакетом. – Слишком поздно.
Вы можете не верить, можете сказать, что я мелодраматично всё приукрасил, но именно в этот самый миг грянул дождь. Так зарядил, что всё исчезло: и пустота за окном, и обольщение великой в моей жизни победой – Анной. Я был молод, нетерпим и пьян до чёртиков. И вот между нами втиснулась реальность.
– Ты прав, Милек умер, но только для меня. Теперь я вдова с ребёнком. Я должна иметь холодную голову.
– Чёрт…
– Милек не захочет новых детей. Никто не заменит ему Тео.
Я попытался не дышать, но только громко икнул.
Дождь переливался матовыми отблесками, как струящаяся атласная ткань.
– Что вы намерены делать? – спросил я.
– Уехать. Подам на развод. Чем раньше, тем лучше. Милек не должен узнать о ребёнке…
Я покачал головой:
– Ребёнок может стать для него спасением.
– Не может…
– И у монстра бывали просветы. Вспомните голубей на вашей свадьбе!
– Ах, голуби… – губы Анны задрожали. – Я никогда не рассказывала. И не расскажу…
– О чём?
– О том, как тем же вечером я застала Тео за углом дома. Он поймал голубя и выцарапал ему глаза вязальным крючком…
Меня чуть не вывернуло.
– Предположим, с животными у него не складывалось…
– К людям у него был такой же подход.
– Вы топите себя. Подумайте о ребёнке, вас теперь двое.
Во мне будто вдруг проснулись мои родители, сразу оба. Они очень хотели удержать эту молодую женщину от непоправимого шага. Но и у них не нашлось нужных слов.
– Именно о ребёнке я думаю больше всего в последние дни. Прошу тебя, Макс, забудь обо всём и уходи.
Глава 25
Комната мертвеца
В момент, когда я оказался по ту сторону двери, мне захотелось закричать. Я сомкнул глаза, уже полные горьких слёз, и разинул пасть, набирая воздуха в лёгкие. Я собирался поднять всех несчастных, спящих в этом здании. Однако я не смог издать ни звука – в мой рот что-то резко запихнули, словно кляп. Я опешил, разомкнул глаза. В сумраке передо мной стоял Адам.
– Сандвич с колбасой, – сказал он. – Противодействие вину.
– Шартрезу, – пробубнил я с набитым ртом.
– Это неважно. Главное – вернуть тебе ясность мысли.
Я продолжал всхлипывать, откусывая от хлебной мякоти с сочным «ямочным дерьмом»[82] на ней.
Проглотив кусок вместе со слезами и соплями, я сказал:
– Она беременна!
– Шах и мат, дружище.
– Она была почти у меня в руках. – Я скользнул по стене на пол.
– Нет, нет, нет, только не усаживайся! Дел невпроворот. – Адам потянул меня к лестнице.
Я молчал, подавленный тем, что Адам отнёсся к моей личной трагедии столь легкомысленно. Пустым делом было спрашивать, насчёт каких он дел толковал. Но я был благодарен очкастому за еду, которой давно требовал мой желудок. Мы вернулись в наше крыло. Я уже доел сандвич и облизывал пальцы, когда мы стояли перед спальней Мэтью. Адам достал фонарик.
– Дьявол! Нас опередили! – прошипел он.
Комната была перевёрнута верх дном.
– Что здесь произошло?
– Разве не видно? Уборка.
– Что-то искали? Что?
– Ах, Макс. Если бы я знал…
– Я снова его видел!
– Кого?
– Убийцу!
Адам прикрыл за нами дверь.
– Рассказывай.
Я поведал о простыне, которую повстречал уже в третий раз.
– Похоже, он нырнул сюда после того, как отбился от меня. Я заглянул в спальню Питера, но сюда не додумался.
Рука Адама нерешительно тронула нос, затем поднялась и поправила очки.
– Не кипятись. Возможно, этот человек искал улику, обличающую его. И возможно, Мэтью в самом деле что-то знал.
– Но почему он в комнате Джо и Гарри рыскал?
– Как бы то ни было, – не слышал меня Адам, – Мэтью пока жив. Надеюсь, он придёт в сознание. Тогда он всё расскажет. Но что, если он так и не придёт в сознание?
Я икнул.
– Что теперь делать?
– Надеяться, Макс. Надеяться, что улика всё ещё здесь, в этой комнате.
– Нужно включить свет, иначе от меня толку не будет.
– Дать себя обнаружить? Не говори глупости. – Адам достал из кармана второй фонарик.
Мы принялись за поиски неясно чего. Адам дотошно исследовал каждый сантиметр. Я был менее прилежен. Хрюшины вещи, разбросанные по полу, не будили во мне желания во всём этом рыться.
– Что, хотя бы примерно, мы ищем? – спросил я.
– Что-нибудь, что покажется тебе странным, из ряда вон выходящим.
– А, понял.
Ни черта я не понял, только водил фонариком. Мою голову наполняла чёрная пустота с привкусом горечи. Я продолжал обо всём помнить. Как забыть, если то, что могло у нас быть, было почти реальным? Убитый горем муж отпускал свою жену. И обоюдность была, я уверен. Я с десяти ярдов это чувствую. С любой мачты этот зов услышу, сквозь любой воск… Ну, вы поняли. Жизнь в странные игры с нами играет и по своим лишь подлым правилам.
Я провёл ладонью по физиономии.
Пока Адам исследовал шкаф с вещами, я стоял у письменного стола, над которым висели полки с книгами. В жёлтом луче вспыхивали цветные обложки учебников, представали разного рода канцелярские принадлежности, разбросанные тут и там. Какие-то объедки. Я подсветил – хрюшина любимая колбаса с кровью. Я ухмыльнулся, потому что еда лежала на одном из учебников. Странно, я такого у себя не припомню. Горчичного цвета обложка. Я нагнулся ближе. Что-то по юриспруденции. Господи, отец мой! Как ты меня находишь всюду?
– Разве что-то подобное будет на экзаменах? – спросил я.
Адам вынырнул из комода с бельём, подошёл и направил луч света на колбасу. Он нахмурился.
– Странно, не находишь?
– Действительно, очень странно, – стряхнув объедки, он взял в руки книжку.
«Большой юридический справочник» гласила обложка. Адам долго на неё пялился, не произнося ни звука.
– Это то, что ты искал? Я молодец? – устало изрёк я.
– Пока что рано делать выводы. Продолжай искать, Макс.
Адам вернулся к ящикам с тряпками. Я выглянул в окно, из которого столкнули Мэтью. Газовый фонарь по левую сторону от здания красил ночной дождь в мёртвый серебристый цвет. Вода клокотала в водосточном жёлобе. Луна так и не выдала своих координат. Я пошарил глазами по комнате ещё какое-то время, но больше для виду. Адам принялся за тетрадки. Надеялся найти дневник
