Когда огонь все же удалось потушить, мужики принялись разгребать завалы и вытаскивать мертвые тела. Мы помогали им, не забывая осматривать обугленные трупы. Вся семья головы сгорела заживо. Огонь бушевал в их усадьбе особенно бурно, будто Нава выплеснула на них всю силу своей ненависти.

В конце концов Ратнар принял решение отправиться в лес. Гулять ночью по чаще было не самой лучшей идеей, но ничего другого не оставалось. Жаждущие изловить ведьму жители деревни помогли нам соорудить факелы, поскольку тратить магическую силу на поддержание огней мы не могли. Я и без того держался на честном слове и упрямстве – тело молило об отдыхе.

– Ищем ведьму до утра. Если не найдем, возвращаемся в ее избу и думаем, что делать дальше, – распорядился Ратнар, едва мы вошли в лес. – Глядите в оба и будьте аккуратны. Сегодня мы имеем дело с могущественной ведьмой. Она не тронула Гойна, но это не значит, что пощадит вас, когда поймет, что вы пришли схватить ее.

Дружный строй рассыпался по лесу, словно муравьи. Даже Гай засунул язык себе в задницу и больше не смел пререкаться с Ратнаром. Мы с другом вновь отправились на поиски вдвоем. Факелы трепетали и чадили в руках, поднялся ветер. Он угрожающе гулял в ветвях, наполнял лес громкими шорохами и завываниями. Мы с Ратнаром двигались в тишине, опасаясь за разговорами проворонить ведьму.

– Если Нава сбежала в лес, то заплутает, как и мы, – предположил я, освещая факелом густой валежник.

– Или спрячется в заготовленную заранее нору, – отмахнулся Ратнар. Он напоминал охотничью собаку, разве что не принюхивался в поисках следа.

– Почему-то я уверен, что она не готовила месть заранее.

Друг фыркнул, но промолчал. Ему, как сыскарю, полагалось никому не доверять. Мне же, как разведчику, полагалось выслеживать и наблюдать.

Мы проплутали по лесу не меньше часа, больше ни разу не вернувшись в то место, где разделились. Бесы водили нас по новым тропкам, изредка дразня отдаленными голосами, которые звали на помощь. Иногда слышались разговоры сослуживцев, но очень быстро удалялись.

Наши шаги скрадывал шелест ночного леса, и только факелы разрывали кромешную тьму. От долгой ходьбы и холода ныли не только ноги, но и все тело. Не успел я в который раз помечтать о кровати, как Ратнар замер и уставился вдаль.

– Там что-то есть. Жди меня здесь. Я проверю, – велел он и умчался налево, ловко перескочив через толстый ствол поваленного дерева.

Я вгляделся ему вслед и вдруг уловил едва заметный шорох справа. Мне не требовалось оборачиваться, чтобы создать поток воздуха, подхвативший опавшие листья, и направить его ударной волной в сторону шелеста. Так я и думал! Тихий женский писк стал доказательством, что ошибки быть не могло. Ведьма!

Я бросился на звук, чувствуя крупную дрожь от мощного выброса магии. Ведьма пряталась за лысым кустарником, в груде опавшей сырой листвы. В свете факела я различил царапины, оставленные листьями в мощном потоке ветра. Нава хныкала, вытирая сочащуюся кровь. Синяк под ее глазом уже побледнел, да и губа вернула себе положенную форму – заживляющая мазь подействовала на славу. Ведьма завернулась в тулуп, из-под которого виднелась вышитая сорочка с грязным подолом.

Я выхватил из ножен особый кинжал и наставил его на плачущую Наву.

– Прошу, не убивай, – пролепетала она. Испуганный, блестящий влагой взгляд загнанного зверька прилип к лезвию.

– Ты сожгла полдеревни. Тебя будут судить, – процедил я сквозь зубы, грубо хватая ведьму за локоть и дергая вверх. Она оказалась легкой и хрупкой. Ноги почти не держали Наву, разъезжаясь, как на льду. Я встряхнул ее и приставил к шее особый кинжал. – Рыпнешься, и не доживешь до суда.

– Умоляю, отпусти меня, – взмолилась Нава, и из глаз ее вновь покатились слезы. – Они годами донимали меня, как и в прошлой деревне, где я жила. Мне подкидывали дохлых зверей, воровали кур, подбрасывали крыс и змей, отравили единственную лошадь. А год назад этот ублюдок, сын головы, принялся обивать мой порог. Ты расспроси у деревенских, скольких девок он обесчестил, а потом бросил, так и не женившись! Одна даже повесилась – не вынесла позора. И меня он взял силой в тот вечер, когда поймал у леса. Я задушила гаденыша, там же и схоронила. А потом пришли его дружки, чтобы отомстить! Я не могла простить! Понимаешь? Не могла!

В груди завозилось и заворчало сострадание. Воровато осмотревшись по сторонам, я покрыл нас тенью, чтобы не попасться Ратнару, если тот надумает вернуться. Ведьма вытаращилась на меня со страхом и безумной надеждой.

– Лихомор, – пролепетала она. – Вам ведь тоже непросто живется, вас тоже боятся. Ты должен меня понять. Должен! Он взял меня силой… я не стерпела этого… все могла бы простить, но не это. Неужели ваша проклятая справедливость придумана только для таких, как голова и его сынок? Почему вы не защищаете таких, как я?

Нава разрыдалась и, наплевав на лезвие кинжала у своей шеи, уткнулась лбом мне в плечо – выше не доставала. Ее ноги вновь задрожали. Пришлось схватить девицу в охапку, с трудом обхватив огромный тулуп там, где полагалось быть талии.

– Амир! – Голос Ратнара заставил ее зажать себе рот и зажмуриться в ожидании приговора.

Я замер, но времени колебаться не осталось. Нава распахнула заплаканные глаза и в немой мольбе уставилась на меня. Разве мог я послать несчастную девку на рудники? Она же умрет там если не сразу, то уже через пару месяцев.

– Я здесь! – отозвался я и шагнул из-за кустарника, оставив Наву под защитой легкой тени. Будь в лесу чуть светлее, моя магия не прикрыла бы ведьму так, как если бы я держал ее за руку. Благо, Наве хватило ума затихнуть, притворившись частью кучи опавшей листвы. – Где ты был?

– Показалось, что среди деревьев кто-то крадется. Очередная проделка нечисти, – процедил Ратнар, с подозрением присматриваясь к моему лицу. – Ты напоминаешь мертвеца. Так выдохся, что ли?

– Есть чуток. – Я пожал плечами и придал лицу скучающее выражение. – Пойдем дальше?

Лишь когда мы отошли достаточно далеко, я позволил тени рассеяться. Прощай, Нава. Беги из Миреи и больше не сжигай людей.

«Не всегда добрые дела облачены в сверкающие одежды. Иногда с них капает грязь», – сказал Дан, а я высокомерно фыркнул, не принимая его оправдания. Эх, второй после командира, как же ты был прав!

Да и старик