Шрифт:
Закладка:
Вечером, лежа на раскладушке у распахнутого окна, Иван Сергеевич тихим голосом сказал:
— Я выполнил обещание, данное солдатам, вырастил тебя, выходил. Остального добивайся сам. Я верю в тебя, сынок...
Это были его последние слова. С раскладушки он уже не встал. Петр Яковлевич привез его в село в гробу.
На похороны Ивана Сергеевича пришли все сельчане. Приехали жители из соседних сел. Не было только Семена Львовича и Авиталь — пока Петро находился в Москве, смерть не пощадила и их.
Через несколько дней после похорон Ивана Сергеевича Петро забрал из детского дома Ривку, привел ее в село, уговорил бабальку стать для нее матерью. Ривка поселилась у них, росла под присмотром бабальки и Килины. Когда она закончила школу и стала студенткой, Петро работал над диссертацией о двигательных центрах продолговатого и среднего мозга.
Он досконально изучил работы итальянца Лючиани, делавшего опыты на животных с удаленным мозжечком. Познакомился с наблюдениями американца Норберта Винера над схожестью поражения мозжечка с «рысканьем» автоматических систем управления при неналаженных или поврежденных линиях обратной связи. Он разделял точку зрения академика Колмогорова о том, что геометрическое построение мозга приближается к такому идеальному типу, который может быть рассчитан для любого комплекса автоматов.
Вскоре, успешно защитив диссертацию, он обосновался в Проблемной лаборатории. Вместе с ним переехала в город и Ривка...
Ривка... Маленькая очаровательная смуглянка, выросшая из озорного чертенка. Немного дней и ночей подарила она ему. Но какое счастливое было это время! Любовь... Единство помыслов... А еще — близкое, близкое... Какими мягкими, шелковистыми были ее распущенные волосы! Как жадно пили губы ее дыхание и не могли напиться!.. Жажда сжигала их... И — глаза в глаза... До сих пор они сияют путеводными звездочками для Петра Яковлевича... Ушла из жизни и она... Так рано... Нет-нет... Она где-то рядом, он чувствует ее присутствие. Никакой мистики! Можно и после смерти не разлучаться с любимой...
Петр Яковлевич долго сидел возле дорогих могилок. Лишь когда заискрились на тусклом небе звезды, с трудом расправив ноги, встал, побрел домой.
— Килина! Ты останешься хозяйкой, — сказал утром, собираясь в дорогу. — Документы я тебе оформлю и пришлю.
— Как бы не так! — вызывающе возразила Килина, не поднимая опухшего от слез лица. — Смотри, какое богатство мне привалило! Нет, Петр Яковлевич! Вы там, в городе, один... Я здесь, в селе... Соберу свои тряпки, сяду на поезд — и будем жить вместе... За кем мне теперь присматривать, кроме вас? Была бы жива Ривка, еще куда ни шло, а так...
— Ты хоть позвони... Или отбей телеграмму. Я машину пришлю.
— Не надо. Сама доберусь. А хату отдам для детсада. Я уже председателю сельсовета намекнула.
Петр Яковлевич обнял за плечи Килину:
— Приезжай. Действительно, вдвоем будет уютней.
21
Проснувшись, Григорий увидел шагавшего из угла в угол по комнате Чуба с неизменной трубкой в зубах.
— Чего не спится, дымокур?
Чуб, пыхнув дымом, подошел к Григорию.
— Когда тебя два месяца накачивают знаниями о себе самом, невольно начинаешь думать... Вчера ты умотал в институт нейрохирургии, а нас повели к лаврским пещерам. Интересно!
— Поделись, — поднялся с койки Григорий.
— Смотрели, как жили и мучились под землей наши пращуры. Молились вышней силе. Ждали от нее помощи и спасения.
— От нее дождешься! — засмеялся Григорий, беря в руки электробритву и зеркальце. — Даже щетину самому приходилось сдирать. А уж что-нибудь поважнее...
— Не перебивай, мыслю потеряю, — Чуб снова пыхнул трубкой. — В пещерах я пришел к неожиданному выводу. Атеисты и верующие по сути отличаются друг от друга лишь трактовкой происхождения человека. Те, кто поклоняется богу, зарождение жизни на земле связывают с небесными силами, с творцом. Короче — религия берет начало от посещения земли инопланетянами. Атеисты — сторонники природной эволюции. Возникновение живого из неживого, его постепенное развитие, смена одних форм другими — вплоть до появления человеческого мозга. Ну как, здорово?
— Не знаю, Чуб. Я занимаюсь сугубо практическими делами. Нейрофизиологи показали мне мозговой плащ. Что меня особенно поразило? Создание в задней коре специальных полей, где объединились три проекционные зоны: общей чувствительности, зрительной и слуховых сфер. Это тебе ничего не подсказывает?
— Мозг — сложнейшая структура... Не пойму, к чему ты клонишь, — Чуб открыл печурку, высыпал туда пепел из трубки. — Есть еще целая нервная система, в которой нам разбираться и разбираться...
— Верно, — кивнул Григорий. — И я тоже хочу в ней разобраться. А клоню я вот к чему. Что в процессе развития происходило в передней коре? Последовательная надстройка вторичной моторной зоны, а затем — третичных полей? То есть усовершенствование двигательных анализаторов соединялось с объединением проекционных зон, зон восприятия и отображения внешнего мира, среды...
— Залез в чужой огород, как слон, и топчешь грядки. — Чуб стал одеваться. — Пошли в буфет, наполним свои реакторы-желудки питательной смесью, будет охотней думаться.
— В здоровом теле... Последний наш общий обед. Завтра — по домам... — Григорий умолк. В памяти всплыл разговор с Аидой перед отъездом. Захотелось домой. Захотелось тепла, уюта.
— Так о чем это я?.. Сбегаю еще раз в мединститут. Посмотрю муляж. Точную копию структурных полей и подполей мозга. Знаешь, там есть подразделы древней, старой и промежуточной коры. И главное, что меня интересует, — действующая схематическая модель пирамидного пути.
— Зачем тебе все это? Собираешь, тащишь, гребешь в себя! В век узкой специализации надо глубоко, до последней косточки, до тончайшего оттенка знать все в своей области! На другие науки найдутся другие специалисты.
— Тебе, Чуб, затуманила глаза твоя трубка. Из-за дыма недосмотрел, какие и где выдающиеся открытия подарил людям наш век.
— Найду что-нибудь!
— В смежных областях, дорогой, все в смежных областях. Как только выползешь из
