– Зачем ты женился, Тайт? – подставив под бриз лицо, спросила Августа. – Теперь ты всегда должен думать о Белль.

– Ты считаешь, что Белль мне мешает? – спросил он.

– Ну, ведь ты больше не свободен?

Тайт обнажил свои белые зубы в загадочной улыбке.

– Женившись на Белль, я получил еще больше свободы, – сказал он. – Когда я уезжаю, она вместо меня ухаживает за боссом. Когда я дома, она ухаживает за нами обоими. Вся работа на ней. Она привыкла быть рабыней, и свобода ей не нужна. Я – другое дело. Я потомок индейских воинов и благородного французского исследователя. Для меня – или свобода, или смерть.

– И для нас, – вдыхая весенний ветер, сказал Николас. – Правда, Гасси?

Парусник, как живой, несся по волнам, которые становились больше по мере того, как он отдалялся от берега. Ранняя зелень побережья сливалась с голубовато-зеленой водой. Водоплавающие птицы подлетали близко к суше. Наземные птицы радостно хлопали крыльями у кромки озера.

Вокруг все было в движении. Куда ни кинешь взгляд, одни элементы перетекали в другие. Августе казалось, что раньше она не знала настоящей радости. Это и есть свобода, думала она, отправиться куда хочешь и когда хочешь. Она всматривалась в лица своих компаньонов. Странная непроницаемая улыбка так и не сошла с губ Тайта. Николас сосредоточенно сдвинул брови, изо всех сил стараясь не упустить действий Тайта, когда он управляется с парусом. В то же время лицо мальчика выражало глубокий покой.

– Что, если мы никогда не вернемся назад? Помнишь, как мистер Мадиган говорил о побеге? – обратилась к нему Августа.

– Хорошая мысль, – сказал Николас и через секунду обратился к Тайту: – Жаль, что у нас нет легкого парусника. Это было бы как раз то, что нужно.

– Почему бы вам не попросить маму купить вам его?

– Почему маму? – спросил Николас. – Покупки у нас совершает папа.

– Но убеждает жена, – сказал Тайт.

– А Белль убеждает тебя?

– У нас денег нет, – сказал Тайт.

– А как же покупать без денег?

– Есть разные пути, – сказал Тайт. – И все они мне известны, – непринужденно добавил он.

Августа, запрокинув голову назад, упивалась первозданной свежестью весеннего дня.

– Мы – брат и я – подумываем уйти из дома.

Удивить Тайта было невозможно. И сейчас он смотрел так, словно ничего другого не ожидал.

– На что вы будете жить, моя маленькая леди, и где? – все же спросил он.

– У нас есть друзья, – без колебаний ответила Августа. – Мистер и миссис Синклер. Они пригласили нас к себе, в Чарлстон, – мы можем приехать в любое время и пробыть там, сколько хотим. Видишь ли, Тайт, родители собираются отвезти нас учиться в интернат, в Англию.

– А мы не хотим туда ехать, – вставил Николас.

– Мой юный сэр, – сказал Тайт, – в Англии вы получили бы великолепное образование – лучше, чем в любом другом месте на всей земле. Именно в Англии получил образование мой босс, и здесь на всю страну не найдется ни одного человека с образованием как у него. Жаль, что у меня нет такой возможности, как у вас.

– Мы не хотим получать образование, – не сдавался Николас. – Мы хотим свободы.

– И необыкновенных приключений, – добавила Августа.

– В английских школах к нам будут относиться как к дикарям, – сказал Николас. – Дразнить будут. Даже маленького брата.

– Вот вам мой совет. – Тайт задумчиво остановил свои раскосые глаза на лицах, которые с готовностью повернулись к нему. – Вам надо получить как можно больше книжных познаний. Они дадут вам надежную опору, за которую можно держаться. Вы будете слушать, как другие говорят – как ведут пустые разговоры, – и размышлять о том, насколько вы знаете больше, чем они. В размышлениях приятно проводить время, мисс, – он обратился прямо к Августе, – лучше занятия и не придумать. Ваше лицо, мисс, говорит о том, что вы созданы для размышлений.

– И приключений, – добавила Августа.

– И приключений, – согласился Тайт. – Однако, смотрите-ка, ветер изменился. Нам нужно менять направление.

Какое-то время они были заняты парусом. Николас отлично управлялся с ним. Спустя некоторое время они заштилели, и пока все отдыхали, Августа решилась рассказать Тайту о своем плане. Николас тоже слышал это впервые. Но слушал, не поведя и глазом, так что со стороны могло показаться, что именно он и разработал план действий, настолько хорошо он владел собой.

Вернувшись с парусной прогулки, Августа и Николас вошли в дом через боковую дверь, что было обычным делом, на цыпочках миновали комнату матери, откуда было слышно, как она рассказывает сказку малышу Филиппу, чтобы тот сидел тихо, пока она осторожно вычесывает колтуны из его золотистых волос. Она прервала рассказ, чтобы заключить: «Твои волосы, мой маленький, словно из чистого золота».

В последнее время у Филиппа начался период, когда он ощутил себя личностью, взгляды которой отличаются от взглядов семьи и от взглядов любого другого человека в целом мире.

– Нет, – сказал он.

– Вот глупыш! – воскликнула Аделина. – Откуда ты знаешь, какого цвета у тебя волосы? Говорю тебе: из чистого золота, а ты – копия папы, и кроме него здесь из мужчин и посмотреть-то не на кого.

– Нет, – сказал Филипп.

– Сиди тихо, – прикрикнула Аделина, – а то я тебя отшлепаю!

– Нет, – сказал Филипп.

– Ты будешь меня слушаться?

– Нет.

Послышался звук несильного шлепка. Филипп вскочил на ножки и с громким плачем выбежал в коридор. Когда он увидел Августу и Николаса, пытающихся подняться по лестнице и скрыться наверху, плач перешел в смех, и малыш уверенно пошел с ними, взяв каждого за руку.

– Гасси… Ники… – заискивающе сказал он.

– Ну что, берем его с собой наверх? – спросил Николас.

Августа кивнула, и Филипп, держась за их руки, поднялся по ступенькам.

– Филипп… Филипп… иди сюда, мама наденет тебе чистое платьице! – звала Аделина.

– Нет, – сказал Филипп.

На второй лестнице они обнаружили Эрнеста. Он был занят своей тайной игрой. Для той требовались несколько списанных шахматных фигур, клочки бумаги и цветные камешки. Он писал шахматным фигурам инструкции, перемещал их со ступеньки на ступеньку, при этом произносил реплики вроде: «Да здравствует король», или «Одинокая моя судьба», или «Позвать волков на ужин». Августа и Николас к игре относились с почтением. Разобраться в ней не пытались, но понимали, какой поддержкой она была для Эрнеста во время болезни. Когда они вместе с Филиппом шли по ступенькам мимо брата, стараясь не потревожить его благостного одиночества, он посмотрел на них подозрительно.

Вскоре он тоже пришел к ним в комнату Августы. Они не могли не заметить, каким бледным было его лицо и что на