Наступил вечер, и Филипп велел Тайту Шерроу организовать поисковую партию. Тайт знал каждый метр леса вдоль реки и даже дальше. Светила полная луна, тихий майский вечер открылся во всей своей таинственности и очаровании. Каждое дерево, будто накидкой, было окутано тайной. Свет луны скрывал от глаз устроенные среди ветвей птичьи гнезда.

Филипп пошел вместе с поисковой партией. Странно было видеть темные силуэты мужчин в гротескных на вид позах, оживших в свете фонарей у них в руках. Говорили только о дурных предчувствиях – о том, что видели поблизости медведей, о волках, которые выли прошлой зимой. Филипп сильнее всего боялся реки, которая текла от самых дальних холмов мимо дома Уилмота и терялась в озере. Своим страхом он поделился с Уилмотом, но ничего не сказал Аделине. Она проявила характер, отправившись на поиски, как и мужчины со всей округи. Они настаивали, чтобы она осталась дома за компанию с остальными женщинами, но она посчитала это унизительным.

– Как я останусь дома, – плакала она, – когда мой молодняк в опасности! Не бывать такому, пока меня ноги носят! – И понесли ее ноги туда, куда отправились мужчины. Время от времени она набирала побольше воздуха и выкрикивала имена детей. Дважды за ночь участникам поисковой партии дали перекусить на одной ферме. Когда луна зашла, в темноте еще мелькали огни и перекрикивались голоса.

Ночи были короткими. На рассвете трое мужчин собрались в гостиной Уилмота, чтобы составить план дальнейших поисков. Это были Филипп, Уилмот и Тайт Шерроу. Аннабелль принесла им полный поднос сэндвичей с ветчиной, свежего горячего хлеба и большой кофейник. Но хлеб подгорел, а за кофе Уилмоту пришлось извиняться.

– Бедная девушка, – сказал он, – она места себе не находит. Так переживает, что сама не своя.

– Я за вас волнуюсь, – сказал Филипп. – Всю ночь на ногах, а сами едва оправились от люмбаго. А что касается кофе – бывало и хуже.

– Только не за столом у моего босса, – поднимаясь с места, сказал Тайт. – Я отнесу его Аннабелль, и она сварит вам свежий кофе. – Он понес кофейник в кухню.

Спустя минуту они услышали, что Аннабелль плачет, а Тайт что-то тихо говорит.

– Кажется, бедная девушка считает, что она каким-то образом виновна в исчезновении детей, – сказал Уилмот.

Филипп вскочил и направился в кухню.

– Аннабелль, – начал он, – какой вздор, что в случившемся ты винишь себя, если только… ты что-то знаешь и не говоришь?

Рыдая, она опустилась на колени.

– Боже, прости меня! Ах, мистер Уайток, простите меня!

Филипп повернулся к Тайту:

– Что все это значит?

Тайт мягко поднял женщину с колен.

– Белль настолько религиозна, сэр, что винит себя во всем, что произошло с сотворения мира.

– Белль, ты хочешь что-то мне рассказать? – спросил Филипп.

Тайт поддерживал ее под руки.

– Говори же, Белль, – мягко сказал он. – Расскажи джентльмену все, что знаешь.

– Ничего я не знаю. – Она говорила пылко и настойчиво. – Ничего не знаю, помоги мне Бог.

Филипп вернулся за стол с разогретым кофе.

– Странная они пара, – сказал он Уилмоту. – Интересно, каким окажется их отпрыск.

– Боже упаси, никаких отпрысков, – глотнув обжигающего кофе, сказал Уилмот.

– Что касается бедных детей – при свете дня примемся за поиски на реке, – сказал Филипп.

– Уверен, они не утонули. Мы их найдем в лесу, – ответил Уилмот.

Однако искали на реке, по-весеннему полноводной. Искали даже в ручье, который вился через «Джалну», но и следа беглецов не нашли. Чтобы продолжать поиски, работу на фермах приостановили. Детей искали все соседи.

Стало известно, что Филипп Уайток за информацию о местонахождении детей назначил вознаграждение в одну тысячу долларов.

Ни один человек не искал их так упорно, как Титус Шерроу. Он водил поисковую партию в самую чащу леса. Следуя по основной дороге из поселения, искавшие шли до самого озера, с которого дул легкий ветер, но берег там был настолько изрезанным, а растительность настолько густой, что надежды на удачу не было. Весельная лодка Уилмота была надежно привязана к маленькому причалу.

За всеми этими действиями весьма заинтересованно наблюдал Неро. Необычайно сообразительный, он заглядывал в каждые заросли, осторожно рыл землю в каждой впадине, громко лаял на каждого незнакомца. Он принес обрывок красной фланели от горловой повязки Эрнеста и положил ее к ногам Аделины. Узнав ее, она повалилась на землю и залилась слезами.

День прошел, о беглецах не было ни слова. Наступила ночь, темная и ветреная. За ней – утро, серое и ветреное. Сообщили в полицию и в армейское подразделение провинции. В полдень было сумрачно. Из полутьмы появился голубь Августы. Белый, как привидение, он прилетел на крышу над окном спальни девочки и печально заворковал. Первой его увидела Аделина, и ей показалось, что он хотел сказать: «Гасси больше нет… Гасси больше нет…»

XXIV. Беглецы

Дети, хотя и жили все время в нескольких километрах от озера, мало знали о его капризах. Дважды за это лето они ездили на семейный пикник на берегу и с удовольствием купались, а с наступлением темноты разжигали огромный костер. Однажды зимой, одев потеплее, их в санях возили смотреть на огромные торосы из льда, образовавшиеся от бьющихся о берег волн. Когда на озере бушевал шторм, шум прибоя был слышен даже в «Джалне». Гулкие мощные удары подстегивали фантазию детей. Иногда мальчики воображали, что «Джална» была в осаде и что на них двигались полчища яростных индейцев, которые били в тамтамы и выкрикивали угрозы. В такие минуты Августа уходила и пряталась в летней беседке, погружаясь в свои собственные смутные грезы. Иногда все трое подолгу гуляли в лесу, где рев озера сливался с шелестом веток.

Сейчас же они были на лоне вод залитого солнцем внутреннего моря и плыли прямиком на юг, к американским берегам. Ветер был благоприятным, так что им не приходилось управлять ни одним из парусов. Суденышко и трое путешественников просто переправлялись в манящую Америку. Августа взяла с собой карту, на которой значился тот самый порт, в который они планировали прибыть. Разложив карту на коленях и склонившись над ней, она размышляла, какое расстояние им надо пройти, и пыталась рассчитать, сколько на это уйдет времени. Она считала, что продать парусник не составит большого труда – он был свежевыкрашенный, а паруса – белые, как ее голубок. Птица, казалось, была довольна своим новым окружением. Теперь его любимая Гасси всегда была рядом, скармливала ему лакомые кусочки и нежно ворковала. По-прежнему привязанный за лапку, он прохаживался по дну парусника и пил из специально