Шрифт:
Закладка:
Всю трапезу он не сводил с нее глаз, попеременно то краснея, то бледнея. Если говорил, то непременно путался в словах, а когда ухаживал, то делал это столь неловко, что едва не пролил на платье вино из бокала.
Но благодаря этому Цянь и Март смогли спокойно пообщаться. Тут и выяснилось, что высокомерие и заносчивость, проявленные племянницей мадам Чан, оказались не более чем защитной маской обычной девушки, испуганной свалившимися на нее вниманием и ответственностью, а на самом деле она умеет быть милой и дружелюбной. Во всяком случае, Колычеву так показалось.
Они неплохо провели время и даже договорились встретиться еще раз, скажем, сегодня вечером. Но стоило им вернуться на «Буран», как события понеслись вскачь. Первым, разумеется, попал под раздачу Ким. Стоило ему подняться по трапу, первым, кто встретился на его пути, оказался стармех.
– Вот ты где! – не предвещающим ничего доброго голосом прошипел он. – Хорошо погулял?
– Да, Ринат Хабибович, – жизнерадостно сообщил в ответ Витька, совершенно не чувствуя остроты момента.
– Вот и хорошо! – плотоядно улыбнулся в ответ Шаймарданов. – Стало быть, не устал. Ну-ка марш на оружейную палубу, оболтус. Я тебе там дырки-то развальцую…
Услышав это, Мартемьян едва не дернулся, чтобы заступиться за приятеля, но вовремя вспомнил предостережение опекуна.
– Запомни, парень, – сказал ему как-то Зимин. – Старший механик для «маслопупов» – царь, бог и воинский начальник!
– Больше чем командир? – не без ехидства в голосе осведомился воспитанник.
– Командир, конечно, выше… Но трюмным за фигурой «деда»[43] его не видно!
Впрочем, вскоре и ему стало не до того. Постучавшись в каюту капитана и дождавшись сухого «войдите», отрапортовал:
– Младший пилот Колычев прибыл!
– Очень вовремя, – заметил тот. – Тебя Крылов искал.
– Что-то случилось?
– На месте узнаешь.
– Хорошо, – кивнул Март, после чего, немного помявшись, спросил: – Кэп, а нельзя ли получить увольнение на вечер?
– Visage[44] не треснет? – на смеси французского с нижегородским поинтересовался Зимин.
– Никак нет!
– Понравилось с племянницей президента гулять?
– Вы тоже знаете?! – удивился молодой человек.
– Шмелев просветил, – не стал играть в таинственность опекун. – В принципе, следовало этого ожидать. Ты ведь мало того что «одаренный», но еще и голубоглазый.
– И что?
– Китайцы верят, что эти признаки связаны между собой. Скажу больше, существует вероятность, что они передаются по крови.
– Вы полагаете…
– Я тебя разочаровал? Прости. Но, как я уже говорил, в Китае мало своих одаренных, и в этом смысле ты – весьма перспективный жених. Тут уж, сам понимаешь, не до сантиментов… короче, ступай! Крылов ждет.
– Добрый вечер, Пал Степанович, – поздоровался Март, заходя в медотсек. – Говорят, у вас ко мне дело?
– Не совсем у меня, Мартемьян Андреевич, – устало протянул ему руку судовой врач. – Дело в том, что вас хочет видеть пленный японец. Очень просит.
– А он это сделал с должным почтением? – хриплым голосом, в стиле «Крестного отца», осведомился Колычев.
Однако никогда не смотревший шедевра Френсиса Форда Копполы Крылов шутку не оценил.
– Я полагаю, вполне искренне, – развел он руками, после чего, немного оживившись, продолжил: – А вы знаете, что на Востоке иероглиф «истина» равнозначен искренности?
– Я изучал китайский, – дипломатично ответил Март.
– Ах да, – немного смутился врач. – В общем, сами все увидите. Тем более что мой пациент обладает даром, хоть и не особо сильным.
– Понятно. Как он себя чувствует?
– Уже заметно лучше. В медицинском плане его жизни ничего не угрожает…
– А в чем дело?
– Полагаю, проблема в его нравственном состоянии.
– Хорошо, уважим человека.
Пленник лежал в изоляторе рядом с медотсеком. Запястья его по-прежнему были прикованы наручниками к койке. Очевидно, доктор опасался, что капитан снова повторит попытку совершить сэппуку[45], и потому решил лишить его подобной возможности. Увидев своего победителя, японец сделал слабую попытку приподняться, но Колычев сделал успокаивающий жест рукой.
– Лежите. Вы желали меня видеть?
– Да. Нам нужно поговорить.
– Слушаю вас.
– Меня зовут Ёситару Накагава, я – ку-гун тайи: капитан-лейтенант[46] воздушного флота. И до вчерашнего дня – командир корвета «Таникадзе». Самурай в десятом поколении. Обладающий силой. Награжден высшим боевым орденом Золотого Коршуна, – закончив официальное представление, он замолчал, переводя дыхание и набираясь сил.
– Младший пилот рейдера «Буран» Мартемьян Колычев. Потомственный дворянин. Одаренный, почувствовав, что момент требует того, столь же развернуто и формально ответил Март.
Войдя в «сферу», он оценил могущество ауры японца. Больше всего удивил ее цвет: почти бирюзовый с вкраплениями белого и черного. Такого сочетания Март еще никогда не встречал.
«По части силы кое-что есть, но скромно и без фанатизма. Интересный экземпляр…» – принялся размышлять Колычев, пока пленник молчал.
– Я первый командир корвета Японского флота, попавший в плен живым. Вы спасли мою жизнь, но забрали честь.
– Вы проиграли в бою. В этом нет бесчестья. А вот в бомбардировках беззащитных мирных жителей есть!
– Я тоже так считаю, – после недолгого раздумья ответил пленник. – Но у меня был приказ. Поэтому прошу, не откажите мне в последней просьбе. Дайте пистолет с одним патроном!
– Это исключено! Да и зачем? Плен – еще не конец жизни!
– Для меня конец. По законам нашей страны самурай не может попасть в плен. Если подобное неизбежно, он должен погибнуть или совершить самоубийство. Если же ему недостанет сил или решимости, его и всю его семью ожидает позорная и мучительная смерть.
– Какое варварство!
– Таковы законы моей страны.
– Простите, но я ничем не могу вам помочь.
– Значит, мне не повезло даже в такой малости. Могу я узнать, каковы ваши дальнейшие намерения?
– Я простой пилот. Могу лишь предположить, что вас либо доставят к нашему командованию, либо передадут китайцам. Принимая во внимание ваше состояние, последнее наиболее вероятно.
– Только не это, – откинул голову на подушку японец, в голосе которого, несмотря на слабость, явно сквозило презрение.
– Накагава-сан, – неожиданно для себя спросил его Март. – А что означает ваша аура?
– Простите, не понял.
– Ну, я не то чтобы видел много японских одаренных, но у большинства из них ауры были ярко-красными, почти алыми с редкими включениями других цветов. В крайнем случае черного. А у вас – практически чистая бирюза, иногда переливающаяся от синего к зеленому и обратно.
– Вот оно что, – печально улыбнулся самурай. – Это мой дар и мое проклятье. Видите ли, в Японии все одаренные должны быть в первую очередь воинами. А мне больше по сердцу быть ученым или исследователем. Заниматься плетением силовых линий, создавать… э…
– Вы артефактор? – пришел к нему на помощь
