Шрифт:
Закладка:
Глава двадцать четвертая
Когда Зулейха снова проснулась и вышла на палубу, ее взору предстало необычное зрелище. Матросы, которые раньше всегда расхаживали на борту босиком и в неопрятной одежде, нарядились в новое платье и были в фуражках.
Двое из них спустились в привязанную к трапу лодку. Остальные выстроились на противоположной палубе под капитанским мостиком.
Малыш Халиль присел на корточки и щеткой начищал брюки капитана с деревянной ногой. Они тоже оделись по-другому. Зулейха раньше такими их никогда не видела.
На капитане была черная униформа и фуражка с золотыми галунами. В руке блестела трость с серебряной рукояткой, в начищенных до зеркального блеска ботинках отражались лучи полуденного солнца. На Халиле была матроска явно с чужого плеча, потому что она была ему велика и оттого висела мешком, рукава — закатаны.
Хотя казалось, что Зулейху никто не замечает, не успела она показаться на палубе, как все встали на свои места. Капитан отошел от Малыша Халиля и, опираясь на трость, прошел по навесным мосткам на палубу, остановился перед Зулейхой и поздоровался.
Хотя он и пытался придать своему лицу официальное выражение, было понятно, что он крайне огорчен и не находит, что сказать. Зулейха повела себя так же как чуть раньше:
— Капитан-бей, мы потеряли нашего бедного доктора, да?
Капитан снова ничего не ответил. Только показал рукой на флаг на корабле. Зулейха сначала не поняла, в чем дело, но чуть погодя заметила, что флаг — приспущен.
Капитан с таким видом, будто устыдился собственной слабости, нахмурил брови и вытер платком нос и усы:
— Да ниспошлёт Аллах долгую жизнь всем ныне живущим… Состарился человек, что поделать…
— Юсуф-бей там?
— Да.
— Вы сейчас все направляетесь на похороны?
— Да, полчаса назад во время полуденной молитвы я отправил часть ребят. А теперь, с вашего позволения, тоже поеду… Но к двум часам мы точно все вернемся. Вот только Халиль уж очень просил… Но тут сказать нечего, это все чувствительность… Я не знаю, у вас будут какие-нибудь поручения…
Зулейха немного подумала, а потом сказала:
— Ну, ехать, конечно. Я только попрошу вас подождать меня минут десять.
Капитан сначала не понял и переспросил:
— Так что вы будете делать?
— Вы возьмете меня с собой.
— Вас? Как же так?
— А я разве не друг?
Капитан настороженно улыбнулся:
— Конечно… Да пошлет Аллах вам долгих лет жизни… Но я не знаю, что на это скажет Юсуф-бей…
— Вы хотите сказать, он не позволит?
— Нет, Аллах свидетель. Нет… Он просто не хочет, чтобы вы расстраивались. В любом случае было бы лучше, если бы вы остались… Мы сами займемся погребальной церемонией.
— Значит, вы говорите о чувствительности, используете такие красивые и человечные слова. Конечно, настоящий капитан судна, начальник, это вы. Но все же вы не вправе запрещать мне то, что позволили Малышу Халилю.
Говоря это, Зулейха слегка коснулась руки капитана, которой тот опирался о серебряную рукоять трости. Этот жест иногда проскальзывал у нее, когда они разговаривали с доктором. Они оба об этом вспомнили и вдруг заулыбались. Но в глазах стояли слезы, поэтому они поняли, что если еще хоть немного так простоят рядом, то случится страшное. Зулейха быстро спустилась по трапу, а капитан вернулся на свое место, еще раз бросив взгляд на приспущенный флаг.
Зулейха была готова через десять минут. Черного платья у нее не нашлось, поэтому она надела платье густого темно-синего цвета, а на шею повязала черный платок, потому что ворот был уж очень вычурным.
Капитан приказал морякам снова выйти из лодки на палубу. Несмотря на больную ногу, он захотел собственноручно спустить Зулейху с трапа «Ташуджу», но конец его трости попал как раз между ступенями. Еще немного, и он бы прямо в униформе и фуражке рыбкой полетел в море. Хорошо, что какой-то молодой матрос вовремя обхватил его за талию и предупредил опасность.
Капитан не захотел брать в лодку никого кроме двух гребцов и Малыша Халиля.
Зулейха этому воспротивилась:
— Почему? Поплыли все вместе, так будет лучше.
Но капитан отказался. Лодка оказалась слишком маленькой. За оставшимися нужно было совершить еще пару ходок.
Капитан сам не мог понять, почему его так потрясла смерь бедняги доктора. Говорил, что тот был очень стар. За ним некому было ухаживать. Денег тоже у него не оказалось. В какой-то степени смерть стала для него благом. И о достойных похоронах тоже позаботились… Его товарищи не посчитали это обременительным.
Зулейха свесила руку с лодки и, опустив пальцы в воду, думала. Старость! Разве именно об этом стоило сожалеть? Смерть в молодости — это своего рода случайность. Такие смерти происходят из-за невезения или в результате роковых совпадений. Однако их можно предотвратить. Но для других, для стариков смерть — как срок заключения, без надежды. Только безысходность. Вся горечь состоит именно в этом.
Но все это не те вещи, о которых можно было говорить с капитаном, и потому Зулейха молчала и только наблюдала, как вода сочится сквозь пальцы. Впрочем, может быть, в основном капитан оказался прав. Он смотрел на жизнь и смерть как нормальный человек из народа. В любом случае было приятно представлять себе и принимать то, что человек, достигший пятидесяти, шестидесяти или даже восьмидесяти лет, всем доволен и что ему больше не о чем мечтать.
* * *
Маленький старичок в черных очках и клетчатой шерстяной кепке, сшитой из той же ткани, что и его сюртук с длинными рукавами, провел капитана и Зулейху через рынок, узенькие улочки и лавочки с закрытыми ставнями. И наконец впихнул в небольшое помещение, похожее на то, где обычно находится служитель мечети, определяющий время намаза.
Внутри на скамье без спинки из кофейни сидел Юсуф и разговаривал с несколькими людьми в бедных одеждах. Когда он, повернув голову, увидел Зулейху, то радостно вскочил с места и подошел к ней.
Но обратился к ней хмуро, будто находя радость совершенно неуместной.
— Зачем вы приехали?
— А почему мне не приехать?
— Вам будет не по себе… Сильно загрустите. Перед тем как уйти, я велел, чтоб вам ничего даже не говорили.
— Ваше приказание исполнили, но когда я увидела их сборы, то все поняла.
— Лучше бы вам остаться на пароходе. Неразумно вы поступили…
Когда Юсуф это говорил, в его взгляде
