Второе нападение оказалось куда более серьезным. В узком месте между отмелями, когда когг не мог, подняв паруса, оторваться от преследователей, с левого и правого берега кинулись две большие лодки, на высоких носах которых красовались резные головы медведя.

«Ушкуйники», – сообразил Афанасий. Отец рассказывал про вольных новгородцев, сбивавшихся в ватаги для походов на шведов и ливонцев, а затем частенько превращавшихся в обыкновенных разбойников. От обычных лихоимцев их отличало умение драться и хорошее вооружение. Капитан озабоченно приказал свистеть в свисток, но охрана уже сама проснулась и выскочила на палубу, срочно натягивая доспехи.

Разбойники действовали умело: когда ушкуи уткнулись в когг, на борт полетели крючья с привязанными веревками. Крючья мертво впились в планшир, ушкуйники тут же приладили веревочные лестницы и полезли наверх, зажав в зубах мечи. Лучники, стоявшие на носу и корме ушкуев, прикрывали карабкавшихся. Прошло совсем немного времени после начала нападения, как палуба мирного купеческого судна превратилась в поле битвы.

Рубились беспощадно: матросы и охранники понимали, что в живых никого не оставят, ушкуйникам недосуг возиться с живым товаром. Их куда больше заботило не оставить свидетелей нападения. Ушел когг из Новгорода и пропал, затерялся на просторах Ладоги и Невы. А может, вернулся домой в Любек, Ревель или Данциг – кто знает? Да и кого это интересует, кроме семей пропавших моряков? Но родные далеко, за тридевять земель. А жирная добыча рядом, рукой подать, прямо за высокими бортами ганзейского когга.

Словно волки, почуявшие кровь, ушкуйники были готовы разорвать сопротивлявшихся на куски. Но охранники, шведы и финны – потомственные воины, – бились отчаянно, и в общем силы оказались равны. Если бы не Афанасий, чаша могла склониться в ту или иную сторону.

В начале боя он метнулся под навес, образованный кормовой платформой, и внимательно оглядел место сражения. Так учил василисков Онисифор – думать не мечом и не ногами, а головой.

Расклад получился простым – высадившиеся слева и справа ушкуйники рассыпались по коггу, и бой происходил в двух местах. Матросы, забравшись на носовую платформу, довольно успешно отбивались от разбойников, не пуская их дальше лестницы. Их положение было вполне устойчивым, а вот охранники, сгрудившиеся вокруг мачты, еле отбивались от превосходивших их числом ушкуйников.

Особенно отличался здоровенный детина в кольчуге, но без шлема, он пер напролом, точно таран. Если его свалить, решил Афанасий, это может переломить ход схватки.

Выскользнув из-под навеса, он оказался за спинами атакующих. Окажись на его месте швед или финн, на него тут же обратили бы внимание, однако лицо и одежда Афанасия мало отличались от ушкуйников и в пылу схватки его приняли за своего.

Тремя ударами меча он пробился за спину детины в кольчуге, обхватил его вокруг пояса и, точно бревно, бросил на ушкуйников. Затем, не давая врагам опомниться, перебросил меч в левую руку, правой крепко ухватил кистень и принялся крушить.

Первый раз со времен ливонских походов с Онисифором Афанасий оказался в такой переделке. Но тогда рядом были другие василиски и действовали они слаженно, снося все на своем пути. Здесь он действовал в одиночку и, кроша противников, точно молотилка, быстро оказался в самой гуще ушкуйников. Еще немного, и, оправившись от изумления, они бросились бы на него со всех сторон, но первыми опомнились охранники. Выставив перед собой мечи, они устремились на разбойников.

Бой быстро закончился. Живых, мертвых и раненых без разбора побросали за борт, палубу отмыли от крови, и вскоре о битве напоминали только зазубрины на планшире, оставленные крюками. Но их на следующий день зашкурили и заполировали.

Погибли два охранника и один матрос, около десятка получили ранения, кто тяжелее, кто легче. Потери большие, однако самая опасная часть пути была уже позади, через два дня плавания начинался Финский залив, а за ним Балтика.

Когда когг, подняв паруса, заскользил по свинцовой глади Финского залива, капитан распорядился выдать охранникам бочонок купленного в Новгороде крепкого меду. В разгар веселья он пригласил к себе в каюту Афанасия.

– Выпей глюхенда, – предложил он, протягивая Афанасию толстую глиняную кружку, над которой поднимался ароматный дымок. – Сам варил, достойное питье, куда лучше, чем та дрянь, которую сейчас хлебают твои товарищи.

Капитан презрительно сморщил нос. Афанасий отхлебнул, непроизвольно передернул плечами, но сразу вежливо улыбнулся. Глюхенд – горячее варево из некрепкого вина с пахучими травками – ему не понравился.

– Что, не по вкусу пришлось? – хмыкнул капитан, от внимательного взгляда которого не ускользнула реакция Афанасия. – Надеюсь, мое предложение понравится тебе куда больше.

Афанасий вспомнил, как в таких ситуациях вел себя преподобный Ефросин, и воспользовался его способом. Спокойно, не опуская глаз, он продолжал смотреть прямо в лицо капитану, не выражая ни удивления, ни ожидания, ни разочарования – ничего. Ганзеец подождал еще немного, рассчитывая на хоть какую-нибудь реакцию со стороны собеседника, но так и не дождавшись, продолжил с того места, где остановился.

– Я за тобой внимательно присматривал, дорогой беглец. Дело наше опасное, сам видел, в какие переплеты попадаем. Чужой человек на судне может до беды довести. Но ты все мои скрытые проверки прошел с честью, а открытые – с доблестью и отвагой. Поэтому скажу прямо, ты мне понравился.

Афанасий пожал плечами. По правде говоря, он не заметил никаких проверок. Наверное, ему подставляли ножку там, где он и не думал спотыкаться.

– Не знаю и не хочу знать, что ты натворил в Новгороде. Твое прошлое меня не интересует, в отличие от будущего. А вот оно мне представляется куда более радужным.

Капитан сделал многозначительную паузу, но Афанасий продолжал смотреть прямо на него с бесстрастным лицом и ровной улыбкой.

– Кто научил тебя так держаться? – удивился капитан. – Простые бойцы ведут себя совсем по-другому.

– У меня были хорошие учителя, – улыбнулся Афанасий.

– Это видно. Они хорошо учили и явно готовили ученика для какой-то большой задачи, – промолвил в ответ капитан. – Ну, я не стану расспрашивать, давай перейдем к делу.

Афанасий кивнул и снова поощрительно улыбнулся. Так всегда поступал преподобный, когда разговор подступал к решающей стадии.

– В Любеке мы перегрузим основной товар на большое судно, куда больше этого, и пойдем далеко за моря, в Стамбул. Ты бы хотел увидеть заморские страны и Стамбул?

– А это далеко от страны Офир? – спросил Афанасий.

– Никогда не слышал такого названия, – отрицательно покачал головой капитан. – Но мореплаватели со всего света собираются в Стамбуле, и если ты хочешь узнать о какой-то из стран мира, самое верное дело оказаться в гавани Золотого Рога.

– А ты не боишься плыть к османам? –