— Ты пропустила ужин, — сказала Маргарита.

— Я уже ела.

— С Дьюком?

— Не-а.

— Он тебе больше не нравится? — спросила Диана. — Но он же такой высокий.

— Ты в курсе, что любовь меняет мозги, ласточка? Я не хочу, чтобы мои мозги стали как у Дьюка. И потом, мне нравится кое-кто еще.

Маргарита на верхней полке усмехнулась.

— У тебя жизнь как этот сериал.

— Нет, это их жизнь как сериал. — Ноэль ткнула пальцем в потолок. — Прям мыльная опера.

— Не смешно, — сказала Маргарита. — У папи ничего нет. Он совсем один. А теперь мама отправит его в тюрьму.

— Папа возвращается в тюрьму? — сказала Диана.

— Ой, заткнись. Ты пересмотрела телевизора, — сказала Ноэль.

— А ты тупая шлюха!

Ноэль вскочила, как будто сейчас ударит ее, и Маргарита спрыгнула вниз с кровати, чтобы показать, что она не боится.

— Девочки! — позвала Лэйси-Мэй сверху. — Ваш отец хочет с вами поговорить.

Робби они увидели у входной двери, как будто он так и не зашел в дом ни на шаг с самого прихода. На нем была красная рубашка, слишком сильно расстегнутая. На шее висела золотая цепочка. Он улыбнулся, и они увидели, что у него нет одного зуба: левого клыка. Маргарита с Ноэль не спешили подходить, а Диана кинулась на него и обхватила за талию. Лэйси-Мэй с Хэнком вышли из комнаты.

— Mis hijas![16] — сказал Робби. — Как мы давно не виделись! Соскучились?

Девочки пробормотали что-то утвердительное.

— Я принес подарки. Садитесь.

Тогда они заметили большие бумажные пакеты на диване, и Дженкинса, распростершегося у них.

— Старый пес меня не узнает, — сказал Робби, сев рядом с ним и потрепав его по ушам.

— Мы тебя сто лет не видели, — сказала Ноэль, но Робби ее как будто не слышал. Он взял один из пакетов.

— Сперва Диана — я тебе кое-что принес, preciosa[17].

Робби положил руки на колени ладонями вверх и протянул ей продолговатую сверкающую коробочку. И велел ее открыть.

На тоненькой цепочке, такой тонкой, что Диана боялась ее порвать, висел золотой медальон. Медальон казался погнутым — он был похож на продолговатую монету. В центре сверкал зеленый камень.

— Esmeralda[18], — сказал Робби. — Из Колумбии. У меня тоже такой был — только в кольце, но его украли. Но с тобой такого не случится. У тебя будет не такая жизнь, mi niña[19].

Он взял цепочку, и Диана торжественно наклонила голову, чтобы он ее надел. Потом зажала медальон пальцами и повертела, чтобы изумруд засверкал на свету. Следующей Робби позвал Ноэль, и она шагнула к нему, скрестив руки на груди.

Робби стащил пакет с кожаной куртки. Широкие плечи, несколько черепаховых пуговиц, черная зернистая кожа. Он примерил ее к Ноэль, и она оказалась такой длинной, что доходила ей до колен. Ноэль покачала головой. Робби только улыбался.

— Это для концертов, — сказал он. — Чтобы ты была похожа на рокеров, которых так любишь слушать.

— Как ты мог нас обокрасть?

Робби поднял руки извиняющимся жестом. Ноэль топнула ногой и повторила вопрос.

— Это мой дом, mi hijita. Я за него заплатил. Вы все там жили, но платил я.

— Это неправда. Мама находила жильцов.

— Ты пока не знаешь, как все работает во взрослом мире, Ноэль. Поэтому ты так злишься, потому что не понимаешь.

— Все я прекрасно понимаю. Я знаю, зачем тебе деньги.

— Мы с вашей мамой обо всем договорились.

Ноэль взяла куртку, уткнулась в нее лицом и закричала. Потом швырнула ее на пол и вылетела из комнаты. Хлопнула дверь подвала. Робби поднял куртку, аккуратно сложил ее и положил на диван.

Осталась Маргарита; она чувствовала, как у нее гудит все тело. Она была так зла, только не понимала, на кого именно — на Ноэль за ее капризы, на мать, за то, что она оставила их наедине с Робби, или на себя — за то, что она последняя осталась без подарка.

— А тебе, пепита, — сказал Робби. — Я купил полподарка.

Маргарита вся опала. Конечно, ей только полподарка. Конечно, ее он и забыл.

— Ну что ты, — начал Робби, — ты же знаешь, я люблю всех дочек. Я всех вас люблю одинаково. Но в тебе, Маргарита, в тебе одной я вижу себя, когда смотрю на тебя. Смотрю на тебя и говорю: она получилась совсем как я.

Робби открыл коробочку, которую держал в руках, и достал из нее одно золотое колечко, а потом другое. Первое было маленькое, и он надел его Маргарите на безымянный палец, но оно прокрутилось, и он снял его и надел на средний. На нем была печатка с буквой Р. Другое кольцо он надел себе на мизинец; на его кольце было выгравировано курсивом М.

Маргарита подняла руку с кольцом, и залюбовалась его сверканием. Откуда отец знал? Откуда он знал, как она видит их обоих? Как она видит себя? Ноэль и Диана так явно состояли из мамы — не только внешне, но и по темпераменту. Но каждый раз, когда уходил отец, она пыталась побороть ощущение, что должна идти с ним, что они должны быть вместе. В ее жилах его кровь, в его — ее. Никогда он ничего не говорил, но всегда знал.

Она хотела поблагодарить его, но не могла произнести ни слова. Ей казалось, что она лопнет.

— Это тебе, — сказал он, — а это мне. И так, где бы мы ни были, я буду с тобой. И мы всегда будем вместе.

Когда Робби ушел, девочки вернулись к телевизору, а Лэйси-Мэй забралась под одеяло. Ей не хотелось говорить с Хэнком, и он сопел, расхаживал по комнате, долго возился с пижамой, наводил порядок, а потом не выдержал.

— Знаешь, нам бы пригодились эти деньги. Твоим дочерям они бы не помешали.

— Робби обещал мне дать сколько-то для девочек.

— И ты ему поверила?

— Не лезь в это, Хэнк.

— Я твой муж.

— Робби тоже был моим мужем. У меня с ним свои дела, а с тобой — свои.

— Ты их потеряешь.

— Неужели? А если я подам на Робби в суд и разрушу его жизнь, не потеряю?

— Ты не туда смотришь. Кампания, Робби. А ты нужна дочерям.

— Эта кампания и есть для моих дочерей! Однажды Маргарита и Диана тоже пойдут в эту школу. Я делаю это для них. Я их защищаю.

— Может, им больше не нужна защита. Ты их вытащила. Может, теперь их будущее обеспечено.