Шрифт:
Закладка:
Тогдашняя власть не могла позволить себе такую роскошь, как наказание — это достижение более поздних времён. Тогда говорили: «мера социальной защиты», и главным принципом судопроизводства было не покарать за конкретное преступление, а сделать так, чтобы этот человек никогда более ничего подобного не творил. Иначе и вправду пришлось бы полстраны перестрелять…
Гражданская война не способствовала смягчению нравов, и без того диких. Во время войны политическая борьба накрепко переплелась с уголовщиной, а после её окончания и не думала разделяться. <…>
Власть с самым большим удовольствием провела бы террор против собственного аппарата. И даже пыталась это сделать — а толку?..
Кто-то из этих милых деятелей после войны и в самом деле опомнится, другие только сделают вид, вспоминая старые методы при любом обострении ситуации. Они будут снова и снова срываться, идти в тюрьму за перегибы, каяться, получать новые назначения и снова срываться, и опять каяться — и копить, копить в себе недовольство и напряжение, пока не швырнут страну в катастрофу тридцать седьмого года. И лишь после этого вконец озверевшая власть решит задачу искоренения «гражданского синдрома» самым простым способом — пулей, и жизнь в СССР хотя бы относительно придёт в норму…
Итак, революционная партия стала правящей в стране, с которой и до войны непонятно было, что делать, — а уж теперь-то, после войны и революции…
В чём главное отличие большевиков от «временных»? О, чисто терминологическое! «Временные» взяли власть, забыв или не придав значения тому, что постоянно повторяли русские цари и над чем русская демократическая общественность так весело смеялась. Слышали мы уже это: «Государь, дай порулить!» Однако все оказалось совсем не смешно, когда штурвал вырвался и пошёл вертеться сам по себе, ломая пытавшиеся его поймать конечности, и корабль начало валять по волнам.
Большевиков же власть интересовала мало, они были настолько легкомысленны, чтобы азартно и весело крикнуть: «Делаем и отвечаем за всё!» Ну, не дословно… но всеми действиями своими они показали, что с этой минуты приняли ответственность за страну на себя. Одиннадцать лет спустя это открытым текстом сказал Сталин: «Глупо было бы утешать себя тем, что так как отсталость нашей страны не нами придумана, а передана нам в наследство всей историей нашей страны, то мы не можем и не должны отвечать за неё. Это неверно, товарищи. Раз мы пришли к власти и взяли на себя задачу преобразования страны… мы отвечаем и должны отвечать за всё, и за плохое, и за хорошее»…
И вот неведомо откуда взявшиеся авантюристы, заброшенные на капитанский мостик гибнущей державы, выдерживают немыслимой тяжести войну против десяти государств и их русских наёмников, ещё одну против собственного крестьянства и третью — за выживание народа в условиях войны, разрухи, голода и террора.
Во сколько жизней обошлась победа — спорят до сих пор. По разным оценкам, число погибших колеблется от 7 до 12 миллионов человек (правда, называть их погибшими не совсем верно — большинство умерли от голода и болезней). Официальная советская история традиционно занижает цифры, современная — традиционно завышает. Почему так хочется, чтобы погибших было как можно больше, — непонятно. Наверное, такой вот комплекс национального мазохизма. Хотя неплохо бы подсчитать ещё и выживших, поставив в плюс, потому что шансов у большинства из них было немного. Если б не продразвёрстка — и вовсе никаких…
С какого-то момента, а точнее, уже с весны 1918 года, когда в игру вмешалось «мировое сообщество», война шла и за Россию, за её целостность, суверенитет и, как показали дальнейшие события, за её развитие и будущую роль в мире. Тоже, в общем-то, немало. А на стороне России были только большевики: белые ею торговали, зелёные растаскивали по кусочкам, а собирали лишь красные. При том, что первые кричали о «России-матушке», вторые — о народе, а третьи — о вязанке хвороста для костра мировой революции. Такой вот парадокс…
Говорят, они хотели построить рай на земле… Как-то очень уж это философски, чтобы быть правдой. И не факт, что они вообще представляли себе коммунизм иначе, чем в простых лозунгах. Не до того было. Все тридцать пять лет того, первого, настоящего социализма (потом пошли уже совсем другие дела) задача была куда проще: отбиться от врагов и построить общество, в котором никто не голодает…
Большевики потом и сами признавались, что слишком поздно отменили продразвёрстку. Троцкий, например, предлагал ликвидировать её ещё в феврале 1920 года — так он говорил впоследствии, называя эти свои предложения «нэповскими». Но, должно быть, «демон революции» несколько запамятовал их суть. Идей на самом деле было две, на выбор.
1. Заменить развёрстку натуральным налогом и снабжать крестьян промтоварами не по классовому принципу, а пропорционально сданному зерну.
2. Дополнить развёрстку принудительными мерами по обработке земли и широко развивать коллективизацию.
Ближе к НЭПу был член Президиума ВСНХ Юрий Ларин, в январе 1920 года предложивший отменить продразвёрстку, установить натуральный налог в два раза ниже развёрстки, а остальное получать путём свободного обмена. Это предложение, широко озвученное, стоило ему места члена Президиума. Ленин по этому поводу велел Рыкову «запретить Ларину прожектёрствовать».
Однако впоследствии и Ленин признавал ошибку в сроках, правда, в довольно странных терминах, что заставляет усомниться в его искренности.
«На экономическом фронте попыткой перехода к коммунизму мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьёзное, чем какое бы то ни было поражение, нанесённое нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским… Развёрстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъёму производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года».
Зачем же ему понадобилось признаваться в столь тяжёлом «поражении»? Не иначе, как ради следующей фразы: «Вот почему потребовалось то, что, с точки зрения нашей линии, нашей политики нельзя назвать ничем иным, как сильнейшим поражением и отступлением», которая в очередной раз обосновывала для товарищей по партии необходимость НЭПа…
Но держать продразвёрстку можно было только в том случае, когда население готово отдавать «всё для фронта, всё для победы». Российский же крестьянин избытком патриотизма не страдал, так что к 1921 году развёрстка окончательно утратила смысл. И не из-за восстаний, а совсем по другой причине.
Из доклада уполномоченного Тамбовского уездного исполкома Т.И.Якушина, 9 сентября 1920 года:
«Середняк… вернувшийся вовремя в деревню, которому
