Вот уже несколько лет, как Айвенго вернулся из Нормандии, где провел долгие годы, сражаясь под знаменами короля Ричарда Львиное Сердце. Но война закончилась трагически - король пал от предательской стрелы при осаде замка Шалю, а его брат Иоанн Безземельный, взойдя на престол, разогнал и опалил всех сторонников покойного монарха.

В том числе и Айвенго, чья верность и заслуги перед прежним государем были хорошо известны. Лишенный всех постов и почестей, рыцарь удалился в свое фамильное поместье в Йоркшире, дабы влачить унылое существование провинциального барона.

Спешившись во дворе замка и бросив поводья подбежавшему слуге, Айвенго тяжелой поступью направился в дом. Он двигался медленно, словно каждый шаг причинял ему боль, а его некогда горделивая осанка сменилась сутулостью и понурым видом.

В просторном холле, украшенном гобеленами и рыцарскими доспехами, его встретила леди Ровена, законная супруга и хозяйка поместья. Но если раньше при виде жены сердце Айвенго начинало биться чаще, а на губах расцветала нежная улыбка, то сейчас его лицо осталось мрачным и безучастным.

Да и сама Ровена, когда-то прекрасная и цветущая, словно роза, теперь больше напоминала тень самой себя. Ее некогда сияющие глаза потухли, на высоком челе пролегли глубокие морщины, а щеки ввалились, придавая лицу болезненный и изможденный вид.

- Приветствую вас, супруг мой, - произнесла она холодно и отстраненно, склонив голову в формальном поклоне. – Надеюсь, ваша прогулка была приятной и успокаивающей.

Айвенго, не глядя на жену, буркнул что-то невразумительное и, тяжело опустившись в кресло у камина, погрузился в угрюмое молчание. Ровена, не дождавшись более внятного ответа, лишь горько усмехнулась и удалилась, подобрав пышные юбки.

Оставшись один, Айвенго предался невеселым размышлениям, глядя на пляшущие языки пламени. Он думал о своей жизни, о совершенных ошибках и упущенных возможностях. О том, как по молодости и глупости променял свое счастье на призрачные идеалы чести и долга.

Ведь в глубине души Уилфред всегда знал, что не любит Ровену. Что женился на ней лишь потому, что так требовали приличия и воля отца. Что ее кроткий нрав и покорность скоро стали ему в тягость, а семейная жизнь – невыносимой обузой.

Он не мог забыть другую – ту единственную, что когда-то зажгла в его сердце пламя истинной страсти. Гордую и своенравную еврейку Ревекку, дочь Исаака из Йорка, спасшую ему жизнь и честь. Ту, что предпочла остаться верной своему долгу и народу, отвергнув его безрассудную любовь.

Айвенго до сих пор помнил ее пылкие черные глаза, ее точеный стан, ее волнующий голос. Помнил украдкой подаренные поцелуи, страстные объятия, сладкий трепет тайных свиданий. И его сердце сжималось от боли и тоски по несбывшемуся.

Где она теперь, его прекрасная Ревекка? Обрела ли покой и счастье в далеких краях, вдали от гонений и притеснений? Родила ли детей тому, кто сумел покорить ее непреклонное сердце – его давнему другу и сопернику Робин Худу? Простила ли она Айвенго его малодушие и слабость?

От этих мыслей рыцарю становилось совсем невмоготу. Он горько раскаивался в своем решении отказаться от любви ради призрака чести и верности клятве. Ведь что проку было соблюдать обеты перед алтарем, если в душе царили пустота и разлад? Что толку было хранить супружескую верность, если он изменял жене в мыслях каждый Божий день?

Теперь-то Айвенго понимал, как жестоко обманул судьба его мечты о ратных подвигах и славе. Вместо лавров победителя он пожал лишь горечь поражений и утрат. Вместо почестей и богатств снискал опалу и отчуждение. А вместо любви и семейного счастья обрел лишь призрак брака с чужой и холодной женщиной.

И ему только и оставалось, что сидеть вот так, в одиночестве и тоске, перебирая увядшие лепестки воспоминаний. Грезить о той, что могла бы скрасить его закат лучезарным светом своей души. Корить себя за то, что по глупости и гордыне упустил свой единственный шанс на истинную любовь.

От этих безрадостных мыслей Айвенго очнулся лишь когда за окнами сгустились вечерние тени, а слуги стали зажигать свечи и факелы. Превозмогая боль в израненном теле и душе, рыцарь поднялся с кресла и побрел в опочивальню, стараясь не шуметь, дабы не потревожить чуткий сон леди Ровены.

Так и текли унылые дни Уилфреда Айвенго в родовом поместье – среди чопорных слуг, холодной жены и горьких сожалений. Если раньше он еще пытался занять себя делами – объезжал владения, чинил расправу, охотился с соколом, то теперь все чаще просто сидел у огня, погруженный в невеселые думы.

А когда к нему являлись немногочисленные гости – старые друзья и соратники, он рассеянно внимал их рассказам о былых временах, кивал невпопад и торопился распрощаться, сославшись на боль в ранах и усталость. Ибо ни с кем ему не хотелось делиться своими терзаниями и тайнами, бередить и без того саднящие душевные раны.

И вот, спустя десять лет после своего горького возвращения в родные пенаты, Уилфред Айвенго слег и более не поднялся. Старые раны и застарелые печали окончательно подкосили его некогда могучий организм, и даже искусные лекари оказались бессильны помочь.

Последние дни он провел в забытьи и бреду, окруженный домочадцами и слугами, толпившимися у его ложа. В минуты просветления он порой звал жену, желая проститься и получить отпущение грехов. Но Ровена лишь молча стояла в изножье, глядя на него пустыми глазами, и лишь молитвенно складывала руки.

Гораздо чаще из уст умирающего слетало другое имя – то самое, что он лелеял и хранил в тайниках своего сердца все эти годы. Имя женщины, которую он потерял, но не разлюбил. Той единственной, что могла бы скрасить и согреть его одинокую старость, наполнить смыслом и светом угасающую жизнь.

- Ревекка, любовь моя… - шептал он пересохшими губами, мечась в жару и забытьи. – Прости меня, милая… Я был так слеп и глуп… Не уберег наше счастье…

Но ни Ревекка, ни даже Ровена не отвечали на его зов. Лишь слуги испуганно крестились, внимая бредовым речам хозяина, да лекарь качал головой, понимая, что дни больного сочтены.

На закате пятого дня Уилфред Айвенго, лорд Ротервуда и Айвенго, славный рыцарь и верный муж, испустил последний вздох на смертном одре. Его лицо приняло умиротворенное выражение, словно в миг кончины он наконец обрел желанный покой и забвение от терзавших его противоречий.

Похороны сэра Уилфреда прошли пышно и торжественно,