Шрифт:
Закладка:
Это место походило на свалку людских грёз и, не зная броду, можно было запросто вляпаться в одно из них, очень уж те любили тянуться к посетителям. Лишённые своих носителей, они утрачивали свои первоначальные функции, становясь сборищем бесполезной информации, способной утянуть своего «владельца» на самое дно или же держать его в неком подобии анабиоза, заставляя снова и снова проживать события, воспоминания о которых давно мертвы.
Память — лишь больная иллюзия в наших головах. Она возрождает из пепла наши надежды или методично уничтожает нас мгновением счастья, которого больше нет и не будет. Эхо войны, улыбка жены и озорные глаза своего пацана, а также две близняшечки-дочки, сладко сопящие в своей колыбели… Чем дальше я шёл, тем больше перед глазами мелькало странных кадров, наполненных призраками чьего-то прошлого, своей реалистичностью сводящего меня с ума. Разум кричал о том, что это не я, не моё. Что я настоящий и первого курса-то не окончил, а потому всех этих событий быть не могло. Но только где-то в глубине души, если таковая вообще входила в мою комплектацию, настойчиво билось слово «забыл». Забыл поцелуй, зависнувший над бездной двадцатого этажа. Забыл голубые глаза с плескающейся в них нежностью, а ещё запах каких-то трав, в котором никогда толком не разбирался.
Больно. Так, как будто с раны резко содрали старый пластырь. И невозможно абстрагироваться от навалившихся разом событий. Казалось, вот-вот, и я снова опаду жалкой лужей, переставая строить из себя пародию на человека. Я смотрел на себя постаревшего, с сожалением изучающего седину у висков, и не мог не отметить пустоту, поселившуюся во взгляде. Чёрт, да что происходит?
Мне начинало казаться, что я там — настоящий, в то время как сам являюсь подделкой, ничтожной тенью человека, которого наблюдал. Сколько ему? Нет сорока? Истерический смех, вырвавшийся из моего рта, услышал как будто бы из стороны. Кажется, на лицо были все признаки истерики и что-то никто не спешил меня успокаивать. Проследил за незнакомцем, который остановился и теперь указывал на что-то облачённым в чёрную перчатку пальцем.
Всё тот же, другой я, яростно выл, прижимая к груди белокурую голову. Взглянув немного выше, встретил кривую ухмылку, постепенно растворяющуюся в сумерках. Время тянулось издевательски медленно. А спустя вечность появились люди в погонах… Повязав незнакомца, так походившего на меня, и приласкав того парой добрых ударов дубинкой по рёбрам, они скрылись в угловатой машине. Бродя неприкаянным призраком, я видел семью, обычную, ничем не отличающуюся от сотен других, но в груди что-то давило каждый раз, словно бы эти люди были для меня всем.
Я понимал, что это расплата и не понимал, за что. Голова разрывалась, стоило мне подумать о причине происходящего. Чем виноваты малявочки-дети и молодая жена? Отчего-то его самого не убили, а оставили жить с мучительной болью и желанием отомстить, ставшим единственной целью в его никому не угодной жизни.
Спустя ещё целую вечность появился вампир, чьё лицо мне было смутно знакомо, но осознание, как обычно, ускользало. Я словно пытался поймать руками воздух, и не оставалось ничего, как просто наблюдать то, что по какой-то причине решила нужным показать мне тень.
Вампир одурачил всех оставленных стражей закона, брезгливо обошёл остывающие тела и направился вглубь дома. Кажется, он находился здесь впервые и что-то искал. Причём примерно представлял себе местоположение вещи, иначе как объяснить, что, достигнув книжного шкафа, мужчина нашёл потрёпанный фолиант меньше, чем за минуту. Однако разглядеть, что же это за томик такой, не представлялось возможным, а потому оставалось только гадать, почему из всех находящихся в чужой обители безделиц вор, а это был именно он, утащил эту.
На обратном пути он смотрел на трупы уже как-то иначе. Остановился около одного из них, присел, разглядывая, а после, кивнув своим мыслям, забрал тело мальчика.
Я непроизвольно сжал кулаки. Внутри поднималась злость на этого нахала, но выплеснуть её я мог разве что на себя. Почему-то именно сейчас, среди прочих, я начинал различать в себе нарастающее чувство вины, будто бы в том, что было увидено, хоть что-то от меня зависело. Однако всё равно не мог найти объяснение тому, что со мной происходит.
Чем больше я думал, тем сильнее болела голова. Что-то упорно мешало сложить картинку воедино. Я был лишён какого-то очень важного связующего и, казалось, стоит понять, какого, как всё тут же станет на свои места. Но я не мог.
«Барьеры должны устоять!» — барьеры?! Какие, к чёрту, барьеры? Мысль появилась и погасла, а мне теперь гадай.
Я как-то не слишком задумывался о том, какая сила направила меня в этот мир и сила ли вообще. Даже не могу припомнить, когда последний раз появлялась система, а ведь именно по её наитию собирал бесполезный сброд, ныне кормящий собой червей. Похоже, кто-то, замешанный в моём «переселении», больше в моих буднях не заинтересован. По крайней мере, пока. Но кто знает, может, в скором времени на арене появится новая фигура. Буду ли я готов к подобной встрече?
«Наживая новые проблемы, следовало озаботиться старыми», — ехидно подсказало подсознание. И я был с ним даже почти что согласен, вот только действия говорили об обратном. Я шёл неизвестно куда и зачем. Но стоило ли мне опасаться за свою жизнь? Вряд ли перед тем, как убить, показывают кино.
Время снова тянулось словно расплавленная ириска и не хотело отпускать нас из своих нежных объятий, однако, всё-таки выбравшись из его ловушки, мы оказались прямо в холле из бесконечных зеркальных рядов, что создавали необычайного рода узор. Большое обилие света неприятно напомнило о поселившемся у меня после гостей полумраке, и всё же эта мысль потонула на фоне восхищения тем, как сдержанно и одновременно богато выглядел интерьер. А стрельчатые окна натолкнули на мысль о том, что здание скорее всего выполнено в готическом стиле.
— Веном? — как это обычно бывает, от созерцания обстановки отвлекли, не дав даже опомниться. — Наслышан-наслышан! Или вашему слуху более приятней имя одной из ваших личностей? Паркер… Веном. Впрочем какая разница! — голос, что басом разносился по всей огромнейшей зале, внушал лёгкий трепет. — Я помню твоего дедушку и, признаться, не думал, что у вас с ним одно лицо… — давление мгновенно пропало. — Гражданская война в огромной стране — это вам не фунт изюма! Сколько же мы с ним прошли? Парочку войн уж точно! —
