Деба учуяла меня своим сверхъестественным обонянием и радостно обернулась, как маленький щенок.

– Папа! Какой ты гьязный! – воскликнула она.

– Деба права, ты выглядишь ужасно, – сказала Альба вместо приветствия. – Тяжелая ночь?

Я собирался ответить, когда вошел дедушка, нагруженный полиэтиленовыми пакетами. Деба бросилась на него с объятиями, как на спасательный круг. И я разделял ее чувства.

– Как тебе удалось так быстро приехать? – спросил я.

Дед осторожно поставил пакеты на пол и почесал голову своим огромным скрюченным пальцем, как он обычно делал, когда лгал.

– Меня подвез сын Эусебио.

– Из Вильяфрии? И ты со всеми этими сумками шел до самой Вильяфрии?

– Всего-то два километра. – Он пренебрежительно пожал плечами. – Мне полезно ходить пешком.

– Дедушка, ты не отведешь Дебу в парк? Мы с Альбой скоро к вам присоединимся.

– Пойдем, малышка. – Он поднял Дебу на руки и надел ей свой берет. – Альба, дочка, я принес тебе несколько баночек повидла. Подумал, что ты могла бы угостить своих постояльцев за завтраком.

Альба улыбнулась. Дедушка действовал на нее успокаивающе. Все равно что для хиппи – обнять толстый дуб.

– Спасибо. Великолепная идея.

Они спустились по ступенькам и скрылись из виду. Наступила тишина. Похоже, Альба уже догадалась, что мой ранний визит предвещает грозу.

– Поднимемся на башню? – предложил я. – Мне нужно прочистить голову.

– Все настолько серьезно?

«Даже не представляешь», – подумал я.

Она последовала за мной наверх по крутой винтовой лестнице. Я отбросил еще слишком яркий образ: тело Эстибалис, распростертое на полу. Светило солнце, но его холодное белое сияние не давало тепла. Альба поежилась и обняла себя за плечи, словно уже привыкла искать утешение в себе самой.

Я окинул взглядом окрестные холмы, следуя за их неровными контурами, пока не добрался до Сан-Тирсо. Мне нужен был какой-то якорь.

С башни виднелась часть парка. Предусмотрительный дедушка специально отвел Дебу на площадку с качелями, за которой мы могли наблюдать сверху. Пока он сидел на скамейке, Деба штурмовала деревянный замок: с лестницами, с удобными для маленьких ручек зацепами для лазанья и подвесными мостиками на безопасной высоте.

Я повернулся к Альбе и со вздохом сказал:

– Эстибалис в критическом состоянии. Ее сейчас оперируют. Она упала с десятиметровой высоты или больше. Мы подозреваем, что ее сбросили. Все произошло ночью в башне Нограро.

– Ночью?

– Да. Лучше я сообщу тебе подробности лично, прежде чем ты прочтешь их в официальном отчете. Мы не узнаем, как все в точности происходило, пока не получим заключение экспертов. Мы нашли Рамиро Альвара Нограро там же. Он упал с меньшей высоты, но тоже находится в очень тяжелом состоянии, одна нога сломана в четырех местах. Хотя его жизни ничто не угрожает, в отличие от Эстибалис. Она упала на бок, у нее множественные переломы, не исключены повреждения внутренних органов. Прогноз неопределенный. Оба были полураздетые, Рамиро Альвар накинул только сорочку. Злоумышленник проник в жилище. Главная дверь была заперта, одно из нижних окон открыто изнутри – скорее всего, преступник выбрался этим путем. Вероятно, Эстибалис и Рамиро Альвар его обнаружили, и он столкнул их с высоты. Я попросил криминалистов проверить отпечатки пальцев в библиотеке башни: не исключено, что злоумышленник хотел украсть копию хроники двенадцатого века. Вряд ли он настолько глуп, чтобы сразу выставить ее на черном рынке. В любом случае мы не узнаем, пропало ли что-нибудь, пока Рамиро Альвар не подтвердит факт хищения. Я поручил Пенье добиться запрета на разглашение следственной тайны в отношении ночных событий. Общественность немедленно свяжет убийства с появлением хроники. Если просочится информация о краже и о том, что ведущий инспектор вместе с владельцем башни подверглись нападению, пресса сосредоточит на этом все внимание. И бардак станет еще больше.

– Я должна поехать к Эстибалис, – только и сказала Альба. – С ней кто-нибудь есть?

– Пенья и Милан сменяют друг друга. Они позвонят, как только появятся новости.

– Проклятье! Ты оставил нашу лучшую подругу одну?

– Ее будут оперировать еще несколько часов, а до тех пор врачи ничего не скажут. Я приехал из Витории, потому что не хотел сообщать тебе по телефону. Я уже позвонил Герману, и он взял выходной, чтобы посидеть с Дебой. Дедушку тоже заберем в город. В ближайшие дни нам предстоит много времени проводить вне дома, будь то в больнице или… на похоронах. Герман с дедушкой присмотрят за Дебой.

Сколько еще у меня получится сидеть на двух стульях? Можно ли вообще двум следователям заводить семью? Есть ли прецеденты? Удавалось ли кому-нибудь подобное? И если да, то где медали, где слова ободрения, которых заслуживают эти герои нашего времени?

Я повернулся к лестнице, однако Альба удержала меня за плечо.

– Подожди. Мы не сможем обсудить это по дороге, с дедушкой и Дебой в машине. Я хочу знать все. До мельчайших подробностей. Мне придется вновь заступить на службу.

– Знаю. До сих пор я старался тебя не беспокоить. Ты заслужила право оплакать мать. Все этого заслуживают, черт возьми.

– И давно? – спросила она.

– Что именно?

– Ты понял, о чем я: давно у Эстибалис отношения с главным подозреваемым и давно ли ты знаешь?

– О том, что они спят… – Я посмотрел время в телефоне. – Меньше двенадцати часов.

– Унаи…

– Я говорю правду! Не думал, что они зайдут так далеко. Эстибалис ничего не рассказывала. У меня были только подозрения, и я не хотел тебя попусту беспокоить. Ты взяла самоотвод, и я уважал твое решение.

– Ради бога, Унаи! Я не просила держать меня в неведении. Скажи: когда я поручила Эстибалис вести расследование, ты уже знал о ее непозволительной связи с единственным подозреваемым?

– С самой первой ночи. Утром я вышел на пробежку и встретил их. Тогда все и началось.

– Что «все»?

– То, что было у нас с тобой вначале, то, как мы смотрели друг на друга. Эстибалис не сводила глаз с Альвара, а он глядел на нее так, будто не мог поверить, что она настоящая. Не знаю, отдавала ли Эстибалис себе отчет тогда или только притворялась, что флиртует с ним. Мне хватило одного взгляда, чтобы все понять. Никогда раньше не видел ее такой. Они смотрели друг на друга, как на бесценные предметы или нераспечатанные подарки. Ты наверняка слышала от доктора Лейвы про «гало-эффект»[63].

– У тебя со мной тоже так было?

– Ты больше чем гало-эффект. Ты сама себе хозяйка и сама принимаешь решения. Я могу только выбирать, соглашаться ли с ними. Я по-прежнему тобой восхищаюсь, и ты